Экологических задач у стран, некогда составлявших Советский Союз, столь много, что возвращаться к ним придется неоднократно. Однако есть проблема, которая незаслуженно отодвигается как бы на второй план. Я имею в виду проблему химических выбросов и химической безопасности. Она имеет много граней. Рассмотрим коротко некоторые из них.

  Химическая безопасность
  Понятие химическая безопасность у нас не очень привечается. Как правило, его нет. Обычно говорят об экологической безопасности, имея в виду общую охрану (и оборону?) биосферы от разного рода загрязнений. Когда же дело доходит до выделения конкретных типов загрязнений, а они очевидны - это химические, физические (радиационно-ядерные, электромагнитные, механические и т.п.), биологические загрязнения, ясность исчезает. Получается, таким образом, что когда от обороны мы переходим к изучению облика наступающего на живую природу противника, вместо реальных химических загрязнений и их конкретных источников нам называют перечень многочисленных ведомств, с которыми и предлагается иметь дело.
  Неопределенность эта не безобидна. Отсутствие четко поставленной проблемы химической безопасности позволяет направлять неудовлетворенность общества своим экологическим благополучием по традиционным азимутам, главным образом на выбросы ТЭЦ, работу автотранспорта, смог металлургических и угольных предприятий и т.д. Так создается целевая раздробленность - одни экологические активисты садятся на трубу металлургического предприятия, другие начинают выступать против общего потепления Земли, третьи оттачивают перья на борьбе с выбросами автотранспорта, четвертые демонстрируют заботу об озоновом слое Земли, пятые выдумывают какую-нибудь иную частную задачу, например, стойкие органические загрязнители. А общий враг - загрязнения химической природы и их конкретные источники - между тем ускользает, и его не сыщешь, особенно в коридорах нашего природоохранного ведомства.
  Между тем, химические загрязнения, серьезно влияющие на экологическое положение страны, есть единое явление с общими закономерностями, хотя исходят они от очень разных источников - химии и нефтехимии, металлургии, целлюлозно-бумажной промышленности, энергетики, транспорта, сельского хозяйства и т.д. Соответственно, необходимо подходить к химическим загрязнениям как к единому явлению. Пример тому есть. Конституировалась, например, радиационная безопасность, занятая изучением проблемы радиационных и ядерных загрязнений биосферы, от какого бы ведомства или отрасли они ни исходили. А вот химической безопасности места как-то не находится. Она так и осталась бесхозной.
  Если наше общество созрело для перехода от обороны к наступлению, определению реальных экологических противников, выделению самого серьезного из них и оценке исходящих от него угроз, то придется назвать одного из мощнейших - химические загрязнения. Ясно, что преодоление химических загрязнений - самый неблагополучный раздел экологической безопасности, именно потому, что мы к ней еще не относимся на Вы, мы еще эту проблему в интегральной, системной форме не поставили. А без постановки самой проблемы химической безопасности трудно надеяться на выработку единых подходов к ее решению, на наполнение проблематики конкретными задачами.
  Другими словами, наряду с радиоэкологией, должна конституироваться хемоэкология. Она должна решать химически ориентированные экологические задачи, причем не замкнутые на какую-то отрасль или территорию, а с учетом общности явления и, мягко говоря, слабости наших многочисленных ведомств, будто бы охраняющих природу. С точки зрения химической безопасности обществу необходимо научиться преодолевать региональный и отраслевой эгоизм, научиться думать об общих проблемах сообща, а проблемы решать системно. За нас самих никто этого не сделает (и в первую очередь, наши природоохранные ведомства).

  Предмет
  Предмет рассмотрения хемоэкологии - загрязнения химической природы (органические и неорганические), пути их попадания в биосферу, формы существования, пути превращения и транспорт в природной среде, особенности их воздействия на живые организмы, способы преодоления. Ретроспективный анализ ситуации в бывшем СССР, связанный с выбросами и сбросами токсичных химических веществ, показывает, что официальные оценки содержимого химических отходов, сознательно размещаемых в воздухе, воде, земле и биологических организмах, и степени их воздействия на биосферу, непригодны. Они просто обанкротились.
  Приведем пример из хемоэкологии Чувашии, которая по показателю уровня задержания (природоохранные службы называют это «уловом») химических веществ, выбрасываемых стационарными источниками выделения, входит в десятку худших регионов России. Хотя, конечно же, в смысле химических загрязнений Чувашия ничем не отличается от других территорий страны победившего социализма. Так вот, когда заходит речь об этой проблеме, официальные экологи немедленно показывают пальцем на ТЭЦ, асфальто-бетонный завод и т.п. традиционные источники.
  Поднимем перчатку. По официальным данным 1995 г. из объема загрязненных сточных вод химической и нефтехимической промышленности России в 1993 г. (2067,9 млн. м3) 5,5% пришлось на один комбинат - ЧАО «Химпром» (113,4 млн. м3). Комбинат этот уютно расположился в Чувашии в городе Новочебоксарске прямо на берегу Волги и построен был специально для выпуска новейшего химического оружия с маскированием этой деятельности под выпуск красителей. Именно это предприятие в 1972-1987 гг. производило советский V-газ - самое токсичное отравляющее вещество современных армий. Так вот, по тем же официальным данным практически все требующие очистки сточные воды сбрасываются им в водные объекты без очистки. Спросим себя: если химический гигант мирового масштаба, которому дала приют маленькая Чувашия, дает 5% сбросов сточных вод всей нехилой химической и нефтехимической промышленности большой России, то каково самой Чувашии?
  Однако напрасно мы будем искать в тех самых официальных источниках, что именно сбрасывал во времена холодной войны «Химпром» в Волгу. Тут нам скорее всего расскажут о государственной тайне. И солгут, потому что когда и если тайны будут раскрыты (а по Закону о государственной тайне это - прямая обязанность госорганов), выяснится, что хранители тайн не только вряд ли знают все о предмете, но и не хотят ничего знать.
  Возникает вопрос, а как обстоит дело с не очищаемыми сточными водами «Химпрома» сейчас, когда промышленность оказалась вроде бы на боку. Так вот, оказывается за период между 1988 и 1993 гг., когда химическое оружие уже не выпускали, а остаться на плаву «Химпрому» было нужно, сбросы в Чувашии в водные источники не снизились, а резко возросли - с 106,3 до 141,2 млн м3. И, разумеется, официальный эпос совсем иссякает, когда речь заходит о качественном составе сбросов. И не потому, что скромен, а потому что не в курсе того компота из многочисленных ядовитых химических веществ, которые на самом деле сбрасываются в Волгу и поныне. Как будто многочисленные «мирные» хлорные и фосфорные вещества, включая пестициды, выпускаются не здесь, как будто эти производства существуют без опаснейших для биосферы химических отходов.
  Существуют и секретные выбросы, этакие поручики Киже от химии, называть которые небезопасно до наших дней. Во время пожара 1974 г. на «Химпроме» в Чувашии произошел выброс нескольких тонн V-газа , и судьба этих тонн неизвестна. Нас успокаивают, утверждая, что V-газ давно разложился в окружающей среде. На самом деле один из продуктов трансформации V-газа в окружающей среде столь токсичен, что Новочебоксарск может потерять перспективу благополучного существования - и не от тонн, а от килограммов (в этом наш поручик Киже вполне сходен с полигалогенированными диоксинами). Так вот, этот самый продукт никто никогда не измерял в Чувашии после пожара 1974 г. Продукт тот до сих пор секретный для не ориентирующегося в уголовном кодексе руководства АО «Химпром». Иначе после прочтения Закона о государственной тайне оно бы не рискнуло прятать от жителей Чувашии столь важную для их благополучия экологическую информацию. К счастью, химия не имеет границ, и в сейфах экологические данные не удержишь. Ученым всего мира известно, что V-газы гидролизуются по двум путям - не только по связи фосфор-сера с образованием нетоксичного продукта (примерно 85%), но и по связи фосфор-кислород с возникновением чрезвычайно ядовитого и очень устойчивого в природе вещества (примерно 15%). Существование этого высокотоксичного вещества, которова после пожара может до сих пор остаться в окружающей среде Новочебоксарска, было скрыто. А на Западе все это опубликовано в научных журналах.
  А что же официоз? Ему удобнее приглядывать за воздухом, в основном за окислами азота, серы, углерода. Так вот, по официальным данным, выбросы Новочебоксарского «Химпрома» в атмосферу содержат всего лишь аммиак, хлористый водород и хлор. А до 1988 г. «не было» и этого. Что до химического оружия, то его «не было» никогда. И так - по всей России. «Химпром» в Волгограде (тоже флагман подготовки к химической войне) выбрасывает в атмосферу, по официальным данным, аммиак, соединения серы, хлористый винил. И все. ПО «Нефтеоргсинтез» в Салавате (еще один флагман, только по токсичнейшему жидкому ракетному топливу - гептилу) выбрасывает аммиак и сероводород. И ничего больше. В выбросах химических заводов Дзержинска (выделить ни один нельзя, тут все флагманы, кто - по химическому оружию, кто по взрывчатке и гептилу, а кто по тетраэтилсвинцу; недавно многолетний создатель иприта, люизита и ДДТ ПО «Капролактам», где при его-то грязных хлорных технологиях выбросы диоксинов неизбежны, весьма резко отказался от поисков на его территории этих самых диоксинов) наши бдительные охранники природы заметили в 1991 г. лишь хлористый водород и этилбензол. А ведь на этих заводах химическая Россия не кончается, еще есть не менее «полезные» для биосферы предприятия в Чапаевске и Новомосковске, Губахе и Редкино, Березниках и Перми, Кирово-Чепецке и Кемерове, Ангарске и Зиме, Волжском и Усолье-Сибирском, Уфе и Стерлитамаке, Славгороде и Вурнарах. Каждый из них выбрасывает в воду и воздух свои индивидуальные компоты, однако все они достаются одному субъекту - биосфере.
  Это перечисление «химических агрессоров» от промышленности весьма скромное, потому что охватывает города обычно не упоминаемой «спецхимии», в основном органической. А ведь химическая агрессия гораздо более многолика, достаточно назвать химически профилированные города в разрезе таблицы Менделеева - ртутные и хлорные, алюминиевые и фторные, медные и мышьяковые, свинцовые и бромные. Частью эти «обожженные химией» города совпадают с упомянутыми, частью - нет.
  Во всех случаях источник бед един - химические загрязнения. И везде беды - прямое следствие слепоты государства по отношению к чистоте биосферы. Государство, забыв иной раз надевать на глаза повязку там, где идет речь о правосудии, прочно закрепило ее на глазах, когда речь идет о химической агрессии против человека и природы, и когда отсутствие четко поставленной проблемы химической безопасности - это, по самым снисходительным оценкам, преступление государства против человека и природы.

  Жизнь
  За десятилетия советской власти у нас угнездился и, несмотря на политические бури, хорошо сохранился сомнительный принцип: если изменения в состоянии здоровья людей и природы, вызванные неблагоприятной окружающей средой, замечены и отмечены «медицинской статистикой», пора подумать о реагировании. Однако, если перефразировать соображения одного нашего вождя, важнее не то, что чувствует человек, а то, что «регистрирует медицинская статистика». Проиллюстрируем этот бесхитростный подход наших математиков от медицины на примере Чапаевска - города, отданного на откуп производству химического оружия и взрывчатки.
  Химическое оружие первого поколения перестали производить в Чапаевске в 1945 году. Однако лишь через полвека В.Скупченко и Б.Богачкова впервые назвали вслух так называемый «чапаевский синдром» (по-научному, синдром патологического старения и интеллектуального вырождения детей), который в нем развился. Имеется в виду специфическое вырождение детского населения города. Так что, как ни жестоко говорить, без принятия экстренных мер город этот, возможно, уже не спасти. А принятое постановление Правительства России - не единственный и далеко не исчерпывающий путь спасения.
  А что же «медицинская статистика»? Она безмолвствует. Те, кто думает, что медицина и санитария давно отрешились от принципа средней температуры по больнице, глубоко ошибаются. Другого подхода у нас нет, и именно поэтому два города Самарской области - загубленный химией Чапаевск и экологически благополучный Октябрьск - имеют одинаковые показатели.
  Научно корректный мониторинг, проделанный Б.Богачковой, выявил принципиальные различия: патологические беременности в Чапаевске в 2-3 раза выше, чем в Октябрьске, риск выкидышей в Чапаевске в 2-10 раз выше, чем в Октябрьске, количество гексозов, нефропатий, токсикозов второй половины беременности в Чапаевске выше в 1,3-1,9 раз, патология в родах наблюдалась в 1,3-2,6 раз чаще у рожениц Чапаевска, хроническая сопутствующаяся патология у женщин Чапаевска встречалась в 3 раза чаще, чем в Октябрьске. В целом молодые женщины Чапаевска, болея в несколько раз чаще, имели почти в 3 раза больше патологических беременностей и родов и меньше здоровых детей.
  Вот это все и есть «чапаевский синдром». Однако Чапаевск не одинок. До формулы «чувашского синдрома» мы еще не дожили, однако обращение к заболеваемости в Новочебоксарске приводит к не менее печальным выводам. В 1990-1993 гг. нарушение здоровья населения Новочебоксарска по сравнению с фоном было больше по: болезням системы кровообращения - в 3 раза, психическим расстройствам детского населения - в 4 раза, лейкозам и состоянию слабоумия - в 4,6 раз, болезням эндокринной системы, расстройствам питания - в 4,8 раз, новообразованиям - в 5 раз, болезням костно-мышечной системы и соединительной ткани - в 15 раз.
  Неужели во всем этом виноваты только ТЭЦ с асфальто-бетонным заводом и болезни органов дыхания? Чтобы убедиться в ошибочности навязываемого обществу азимута, достаточно ознакомиться с заболеваемостью детей работников самого «Химпрома». Анализ, относящийся к периоду 1980-1990 гг., выявил тенденцию к большей частоте по сравнению с контрольной группой подозрительных на иммунодефицитное состояние (75%) среди детей 3-х лет, родители которых работали в цехах №№ 83 (производство смертельного V-газа), 73 (производство полицейского газа CS) и 71 (производство полупродукта для V-газа). У детей 7 лет в 100% случаев выявлены иммунодефицитные состояния, если родители работали на производстве химического оружия.
  А теперь давайте учтем, что явление «желтых детей» известно для Новочебоксарска и Чапаевска, Салавата и Редкино (наиболее вероятная причина их - хемотоксикоз). Учтем высокую младенческую смертность у жителей Ангарска и Зимы. Учтем врожденные пороки развития у детей Дзержинска (28-30% при средней по России цифре 12-14%) и Кирово-Чепецка. Учтем высокую смертность детей до 1 года, умерших от врожденных уродств в Новомосковске. Учтем накопленный генетический груз в популяции Стерлитамака.
  Я сознательно привел примеры из жизни городов «спецхимии», чтобы высветить «химическое отравление» именно органической химией. Сложившаяся традиция известна - говорить об отравлении биосферы главным образом токсичными металлами и нефтепродуктами.
  Будем ждать появления «чувашского» и иных синдромов?

  Счет
  При оценке мощности и возможных последствий «химического нападения» браконьерствующей цивилизации на здоровье человека и природы обычно не учитывают несколько моментов.
  Госплана у нас давно вроде бы нет, однако широкие слои экологов, а с их подачи и начальники различных рангов, по-прежнему оперируют только тоннами химических выбросов. Казалось бы, важность учета двух показателей - кроющей способности (массы) и токсичности выбросов очевидно, тем не менее на практике этого нет. Я не хочу сказать, что никто не понимает сути подмены - дефицита в словосочетаниях типа «опасные (токсичные, ядовитые) выбросы» нет. Однако когда дело доходит до количественных оценок, все возвращается к госплановскому валу. Такова наша государственная политика в экологии. Но ведь с таким подходом можно лишь порассуждать на тему, какую площадь накроют тысячи тонн нефти под Усинском, металлургических выбросов в Череповце или угольной пыли в каком-либо угольном регионе. Если же химические выбросы нормировать с учетом токсичности, то может оказаться, например, что тонны выбросов ТЭЦ сравнятся по токсичности и воздействию на биосферу с не замечаемыми и не измеряемыми граммами супертоксикантов химической промышленности, например, диоксинов.
  Прискорбно, но медицина наша освоила арифметику, но никак не привыкнет к существованию алгебры, не говоря уж о высшей математике. Давно установлено, что действие на живые организмы химических выбросов из разных источников не просто суммируется, иногда они усиливают друг друга, переходя те критические пределы, которые допускаются нашими бесхитростными санитарно-эпидемиологическими службами. Добро бы это заблуждение указывало лишь на банкротство гигиенических теорий. На самом деле неучет взаимного усиления действия химических загрязнителей приводит к тому, что упускаются опасные ситуации. В частности, выбросы нескольких химических загрязнителей, каждый из которых формально ниже ПДК, могут на самом деле оказаться чрезвычайно опасными для человека, вызывая или провоцируя рак или иные болезни. Пример - история с БВК.
  Одно из свидетельств банкротства эколого-гигиенических подходов на уровне ПДК - неучет кумулирования, накопления хемотоксикантов. Однако наука уже знает, что малые дозы - ниже всяких ПДК - могут просто накапливаться до опаснейших уровней. Не забудем, что материнский организм способен концентрировать в своем молоке токсичнейшие диоксины до опасных уровней и передавать все это младенцу. И гигиенисты, врачи и токсикологи ничего этого не заметят, разве что генетики через много лет начнут отслеживать у отдельных популяций накопление отрицательной нагрузки.
  Другой пример. Тысячи людей на «Химпромах» Новочебоксарска и Волгограда «набрали» токсичных химических доз выше ватерлинии, как ликвидаторы в Чернобыле. А засекреченные СЭС и медсанчасти заверяют нас, что при изготовлении химического оружия превышений ПДК не наблюдалось. Скорее всего, лгут, потому что для наблюдения необходимы надлежащие приборы, а их нет поныне. К тому же химических индивидуальных радиометров нет в принципе. Тем не менее тысячи людей, «набравших химии» в процессе работы, не могут получить заслуженное звание «профбольной» и соответствующие грошовые льготы. Представители самой гуманной профессии заверяют их и все общество, что изменения в организме изготовителей химического оружия, из-за чего некоторые 50-летние выглядят на все 70 - это «возрастное».
  Добавим к этому, что понятие ПДК потеряло смысл не только поэтому. Науке уже известно, что микроколичества токсичных химических веществ (в тысячи и миллионы раз меньше всяких ПДК) могут не только накапливаться, но и в микроколичествах вызывать те же эффекты на здоровье, что и лелеемые нашими официальными службами макроколичества.

  Цена
  Если называть вещи своими именами, то приходится признать, что промышленность, размещающая химические отходы в биосфере (воздухе, воде, почве и, естественно, в биологических тканях), поставила над нею масштабный опыт. Опыт многолетний и безнаказанный. В него включены десятки миллионов людей и немалая часть территории России. Все это делается при соглашательском отношении санитарно-эпидемиологической и природоохранной служб. Строго говоря, это есть государственный химический терроризм. Существует западный экологический принцип: загрязнитель - платит. В практике наших социалистических будней этот принцип был переплавлен в комедию штрафования за тонны химических выбросов, к тому же без учета токсичности. Между тем при оплате за химические загрязнения «авторы» должны отдавать людям и природе не куцые штрафы, а эквиваленты положенных на алтарь цивилизации жизней.
  Другого подхода быть не может. Известно, что угольщикам миллион тонн угля обходится в одну человеческую жизнь, утраченную из-за аварий, об утратах при нормальной работе они не говорят. Если обратиться к химическим предприятиям, то известно, что функционирование только одного вызывает сокращение среднего возраста у тысяч и тяжкие болезни у сотен тысяч людей. А еще приносит ущерб природе, иногда необратимый. То же самое относится к предприятиям нефте- и коксохимическим, металлургическим, целлюлозно-бумажным.
  Так вот, если оценивать ущерб одного только завода по гамбургскому счету, плата за химические отходы при таком подходе составит миллиарды долларов. Если, конечно, мы не будем делать вид, что жизнь человека у нас ничего не стоит (на Западе она цену имеет, об этом заботятся страховые компании). К этому необходимо добавить и расходы на восполнение ущерба.
  Пересмотр оценок резко изменит наши взгляды. Если какие-то отрасли промышленности, например, алюминиевая, иногда хвастаются невысокой ценой своей продукции («рентабельностью»), то это, в лучшем случае, методическая ошибка. Такая же, как «низкая стоимость» электроэнергии ГЭС, чему нас учили во времена возведения великих сталинских строек коммунизма, загубивших Волгу. На самом деле довольно часто это просто обман общества - не такие уж глупые люди сидели в госплановских кабинетах. Как только мы включим в цену продукции и услуг то, что следовало начать включать много десятилетий назад (здоровье людей и природы, съедаемые химически опасными производствами, а также утраченные природные биоценозы), цены станут запредельными. Однако это единственный путь к коренной модернизации промышленности, которая обеспечит реальную устойчивость развития не только и не столько самой промышленности, сколько всего общества.

  Обожженная химией Россия
  Десятилетия браконьерского хозяйничанья промышленности в России привели к новому, не называемому вслух, но реально существующему явлению - химическим «заболеваниям» городов. Фактически индустрия и сельское хозяйство развязали против городов и поселков страны необъявленную химическую войну с использованием многочисленных средств - органической спецхимии, суперэкотоксикантов, иных экотоксикантов, пестицидов, токсичных металлов, углеводородов, окислов (азота, серы, углерода). Если ограничиться лишь органической спецхимией (другие «средства» войны известны обществу несколько лучше), то это производства опасных веществ: взрывчатки, гептила, хлорных и фосфорных пестицидов, другой хлорной и вообще галоидной (бромной, фторной, иодной) продукции, тетраэтилсвинца и т.п. Спецхимия не только нанесла серьезные химические шрамы большим и малым городам России, но и удачно прячется за более известными выбросами иных, тоже химических производств - обычной (несекретной) химической промышленности, металлургии, энергетики, нефте- и коксохимии, целлюлозно-бумажной промышленности и т.д.
  Те, кто склонен замечать лишь индустриально генерированные болезни органов дыхания, совершают ошибку. В городах, обожженных химической войной, чаще встречаются редкие уродства, пороки развития, болезни центральной нервной системы и т.д. И всегда в первую очередь страдает самая незащищенная от химии часть жителей - дети. Из-за нынешнего состояния проблемы химической безопасности у общества крадется его будущее.

  Итак?
  Ни одна новая технология не должна реализовываться за счет здоровья и жизни человека и природы. Эта посылка очевидна, однако наше государство никогда не только не ставило, но и не формулировало ее. Уже существующие браконьерские технологии должны последовательно быть выдавлены из нашей жизни, лучше всего при жизни существующего поколения людей.
  Можно, конечно, закрывать на проблему глаза. Именно так поступил член Государствeнной Думы, в прошлом премьер-министр и «плачущий большевик», из конъюнктурных соображений временно в свое время «позеленевший», что обернулось остановкой химически наиболее грязных производств. Сейчас они снова работают не только без малейших признаков экологизации, но и без планов на будущую модернизацию. Большевик же сожалеет о временном «позеленении» сознания. Повторяю, можно и так. Тогда не стоит вообще болтать об экологии, потому что экология без решенных вопросов химической безопасности существует разве что в воображении безответственных политиканов.

  Можно, однако, и иначе.
  Как? Недавно на одной экологической встрече было вскользь упомянуто, что до 5% обследованной территории Чувашии загрязнено свинцом. Однако, о возможности болезней центральной нервной системы жителей этих мест как-то забылось. Между тем, сказавши «а», необходимо и продолжать. Ведь загрязненных свинцом мест в России великое множество («свинцовые города» - лишь частный случай). Хемоэкология при таком подходе не только дает богатый материал, но и формулирует ближние и дальние цели.
  Ближние цели очевидны. Это, в первую очередь, осознание обществом и формулирование им понятия химическая безопасность, конкретизация реальных химических загрязнений, выбрасываемых отечественной промышленностью, создание полного реестра источников. Соответственно создание ГосДумой жесткого законодательства об обеспечении химической безопасности (в отношении радиационной безопасности депутаты более активны). Суть его в принципиальном отказе от выпуска продукции за счет здоровья и жизни человека и природы. Законодательство неизбежно побудит общество к целенаправленному химическому и медицинскому мониторингу, с тем чтобы мы, вся обожженная химией Россия, увидели себя, как в зеркале. Осознав это, общество, безусловно, начнет решать вопросы коренной модернизации промышленности, возмещения и преодоления ущерба от уже состоявшегося «химического нападения» на жизнь биосферы.
  Не хотелось бы выглядеть фантазером. Пока стоящие у рулей старые и новые русские вряд ли способны думать о чем-либо, кроме прибылей. Продуктом этого могут быть не химически безопасные производства, а только лишь новые нищие. Тем не менее общество не должно отказываться от формулирования своих стратегических целей.
  А дальняя цель - так называемый нулевой вариант, то есть промышленность, энергетика, транспорт, сельское хозяйство, армия, функционирующие без химических выбросов. Это на самом деле не идеал, а единственно стоящая цель общества. Кстати, идея нулевого варианта на Западе уже осознана.
  Химическая безопасность - центральный элемент устойчивого развития современного общества. Когда-нибудь это поймут не только экологи.

  Лев Федоров,
  Союз «За химическую безопасность»