В 1989 году случился широко известный Чапаевский протест, который, хотя и касался в первую очередь химического оружия, для многих экологов оказался концептуальным - он открыл эпоху выбора нового стиля отношений общества с государством. Поэтому, вспомнив все то, что накрутилось вокруг проблемы химического оружия за последующие 12 лет, мы не минуем и важной для экологов эволюции стиля отношений на оси общество-государство.

   К сожалению, прощание с советским химическим оружием затянулось, и возиться с этой проблемой нам придется еще много лет. Немалую вину за столь пессимистический сценарий должно взять на себя наше родное государство, так и не освободившееся от некоторых родовых черт - гипертрофированной спеси, бессмысленной секретности, неспособности к конструктивному взаимодействию с обществом.
  Для экологов, конечно, важно рассмотреть, каков стиль взаимодействия будет на традиционной оси государство-общество? Конвенция о химическом оружии, подписанная Россией в 1993 и ратифицированная в 1997 году, вполне универсально материализовала задачи, стоящие перед любой страной. Она поставила по существу три задачи:
  1) расстаться с запасами химического оружия,
  2) снести заводы по производству химического оружия,
  3) ликвидировать старое химическое оружие и иные последствия подготовки к химической войне.
  Для любой страны эти задачи должны быть решены к апрелю 2007 года при соблюдении непременного условия - экологичности проведения всех операций.
  К сожалению, наша страна - не любая. Поэтому и способы решения вроде бы очевидных задач наша бюрократическая система избирает не самые корректные, а иногда и откровенно криминальные.

  Уничтожение химического оружия
  При решении первой задачи советский бюрократический аппарат изначально не рассматривал рядовых граждан субъектом своих отношений. И этот принцип плавно перетек в дела российские.
  Первый звонок прозвенел в Чапаевске.
  Власти велели построить объект по уничтожению химического оружия. Секретные химики и построили, как умели, - с использованием так называемой «двухстадийной химической технологии» и по бюрократическим правилам тех лет - времен позднего М.Горбачева.
  На самом деле технологии у них тогда не было: по обеим химическим стадиям была проведена только научно-исследовательская работа (НИР) в лабораторной колбе и то лишь с некоторыми рецептурами отравляющих веществ (ОВ). До выполнения опытно-конструкторской работы (ОКР) с воплощением лабораторных опытов «в железо» дело просто не дошло.
  Никакой экологической экспертизы тоже не было - не более чем благожелательное письмо Минздрава.
  И, разумеется, - никакой информации жителям, потому как с этой стороны подвоха государственная бюрократия ждала меньше всего.
  И вот с этим прошлым было решено построить завод в Чапаевске.
  Построили, однако же, далеко не все. Деньги выделили лишь на первую стадию процесса, ее и построили. О второй стадии, когда предстояло решать судьбу так называемых реакционных масс, образующихся на первой, имелись лишь смутные идеи.
  Жители Чапаевска отнеслись к построенному объекту очень серьезно. Они задавали вопросы, они высказывали предположения, они собирались на слушания, они организовывали митинги. К ним присоединились экологические активисты из других регионов.
  Бюрократия сплотилась в активном отпоре - ни одного лишнего слова.
  Единственное, чего добились жители Чапаевска и активисты, так это экспертизы. Юная Минприрода СССР провела ее, собрав в одну кучу весь цвет военно-химического комплекса (ВХК) - экологов со стороны просили не беспокоиться. Вывод «экспертов» заслуживает упоминания: построенный объект безопасен... при условии безаварийной работы. А аварии на стадии проектирования особо-то и не рассматривали - не до того было, надо было выполнить решение партии и Правительства.
  В общем, жители Чапаевска попросили «химиков» поискать материал для опытов на людях где-нибудь в другом месте.
  И построенный объект был отдан на съедение времени.
  Второй заход был сделан в 1990-2000 годах.
  Генерал С.Петров, начальник военных химиков, собрал комиссию, каковая и «выбрала» среди нескольких предложений то, что высокопарно было названо технологией уничтожения химического оружия. А иерарх С.Петров (большой специалист в области химической технологии) милостиво утвердил. Не будем придираться к химическому иерарху - он хоть наверху сидит, да не он решает, потому как ВХК многолик.
  Генерал А.Кунцевич выдвинул концепцию «пусть за уничтожение нашего химического оружия заплатят американцы». И они (американцы) согласились, потому как это совпадало с их представлениями о собственной национальной безопасности. Однако же американцы предупредили, что социальные и экологические вопросы во всех 7 точках нынешнего хранения и будущего уничтожения химического оружия России придется решать самой - так записано в Конвенции. И на это согласились уже «наши», потому как им никогда не было дела до решения социальных и экологических вопросов своей страны. И вряд ли они вообще понимали о чем речь.
  Результат таков.
  ОКР по двухстадийному химическому способу уничтожения химического оружия никто проводить не стал, а способ этот так и остался всего лишь способом, не превратившись в достойную обсуждения и воплощения в металл и камень технологию.
  Измерительных приборов необходимой чувствительности, которые бы могли оповестить об утечке ОВ жителей, живущих возле будущих объектов уничтожения химического оружия, у ВХК как не было, так по-прежнему и нет. А этого не сможет заменить никто, даже бодрый МЧС во главе с на все готовым С.Шойгу. Полного набора средств защиты от опаснейших ОВ для жителей на случай аварии наш ВХК также не предусмотрел.
  И не собирается.
  Программа уничтожения химического оружия, составленная впопыхах и лихо подписанная В.Черномырдиным, не проходила положенной по Закону экологической экспертизы. Так что программа та просто нелегитимна и только нежелание экологических организаций иметь дело с «независимым» судом нынешней России спасает ее от неизбежного позора.
  Да и в принятых Государственной Думой двух Законах есть несколько изъянов, которые полностью их (Законы) обесценивают. Во-первых, в них нет ни одного положения, которое бы регулировало взаимоотношения властей и населения в связи с решением проблем уничтожения химического оружия, а без этого надеяться на безоблачные отношения военных и жителей не приходится. Во-вторых, в Законах нет ни слова на тему о праве граждан на отселение за счет государства из зоны опасного соседства с объектами хранения и уничтожения химического оружия. И, наконец, из Законов была выброшена сама возможность компенсации за утраченное здоровье гражданам страны, работавшим в прошлом с химическим оружием по заданиям Родины (ВХК) - получат только те пострадавшие, кто уже получает что-то. И ни на одного человека больше.
  А губернаторы Кургана и Саратова уже шустро бегут впереди паровоза - эти вовсю строят у себя объекты на западные деньги и без - повторяем - технологий.
  А деньги (американские) уже начали разворовывать.
  А жители районов хранения и уничтожения химического оружия тем временем были лишены хоть каких-либо экологических прав. Экологической информации об опаснейшей операции по уничтожению ОВ жители как не имели во времена Чапаевского протеста, так и не имеют поныне, хотя сделали немало для ее добычи, разве что не советовались с энтузиастами Орхусской конвенции. Экологические слушания по химическому разоружению на корню закупили американцы, наняв на выделенные Конгрессом США деньги организацию большого эколога М.Горбачева (она называет себя «Зеленым крестом»)? Ну, а похороны экологических референдумов в районах уничтожения химического оружия недавно завершил полномочный представитель Президента России в Поволжье - стоило ему нахмурить брови по поводу намечавшегося референдума в Оричевском районе Кировской области, как областной суд кинулся сей «нахмур» конвертировать в прямой запрет.
  И всем этим позором явно и из-за кулис командовал химический генералитет во главе с С.Петровым.
  Если все изложенное назвать точным термином, то называется оно обычной социальной провокацией. Или непроходимым недомыслием ВХК, если учесть, что в Чапаевске в 1989 году ему указали на единственный способ действия, приемлемый для нашей страны в нынешнюю эпоху.
  Вобщем, осенью 2000 года американцы решили русских поправить, инициировав третий заход на цивилизованное химическое разоружение. Поправили просто. Постановлением Конгресса было решено велеть России сократить число строящихся объектов уничтожения химического оружия с 7 до количества, приемлемого для бюджета США.
  Российская бюрократия размышляла не очень долго и приняла новый подход безропотно.
  Все остальное было делом техники.
  Группа товарищей из числа депутатов Государственной Думы взялась обеспечить изменение действующего Закона «Об уничтожении химического оружия», с тем чтобы он позволил осуществлять ранее запрещенные перевозки химического оружия по стране.
  Другая группа товарищей, называющая себя гражданским ведомством Росбоеприпасы, взялась заменить собою химический генералитет в роли заказчика и вообще лидера химического разоружения со всеми вытекающими отсюда финансовыми удобствами. Предварительно переведя к себе весь необходимый персонал из армии.
  Эта же группа товарищей во главе с З.Паком решила резко удешевить систему планировавшихся по уничтожению ОВ мероприятий. Было решено все так называемые социальные расходы (водопровод, газ, жилое строительство и т.п.) сократить до предела, без которого не заработают производственные объекты. Было решено также стандартный долголетний труд специалистов на будущих объектах заменить работой наемников (вахтовым методом). Было решено, наконец, ограничиться при уничтожении ОВ одной - первой - стадией процесса, оставив образующуюся грязь в виде токсичных реакционных масс нашим потомкам на память. А еще они решили задействовать для серийного уничтожения химического оружия ублюдочные устройства, иногда применявшиеся для уничтожения аварийных химических боеприпасов.
  И все это группа товарищей З.Пака провела через Правительство путем принятия изменения в программе уничтожения химического оружия. Теперь нелигитимная программа В.Черномырдина имеет дополнение, что впрочем не прибавило ей легитимности - экологической экспертизы не проходило и утвержденное М.Касьяновым «Дополнение».
  А еще одна группа товарищей образовала даже специальную Государственную комиссию во главе с С.Кириенко. Им было предписано заняться «работой с населением». Начало положено - в комиссию непременным членом был включен даже «представитель экологической обшественности» (им стал представитель «Зеленого креста»).
  Ну что ж, американцы могут быть довольны. Осталось найти довольных среди жителей районов уничтожения химического оружия.

  Снос заводов химического оружия
  Советских заводов по производству химического оружия боится весь мир, даже вездесущие и многоопытные американцы, чья разведка меньше всего представляла себе уровень «достижений» советского ВХК в этом деле. Так что неудивительно, что снос новейших советских заводов ОВ был непременным требованием Конвенции (российских, казахстанских, украинских).
  Потом началась тягомотина.
  С одной стороны, российская бюрократия пыталась любой ценой не допустить сноса сакраментальных цехов. Она готова была допустить приватизацию этих цехов, без смущения отказавшись от обязательств заботиться о пострадавших людях и безопасности оставшихся опасных захоронений. Но не сносить сами цеха. Она готова была смириться с тем, что рухнула целая страна, утрачена экономика, погибли целые отрасли индустрии, но снос цехов химического оружия...
  С другой стороны, наша бюрократия старается скрыть от мира, что экологические последствия производства химического оружия остались не только в сохранившихся до наших дней объектах Волгограда, Новочебоксарска, Чапаевска, Дзержинска и Березников. Если бы. В Дзержинске у нас был не один, а целых три завода химического оружия, а обсуждается лишь один. Да и другие города, в свое время приютившие у себя такие заводы (Новомосковск и Кинешма, Воскресенск и Москва), не могут с уверенностью полагать, что экологических последствий не было.
  Отношение «цивилизованного» мира к этим пассам российской бюрократии разное. В отношении сноса уцелевших цехов химического оружия они стоят как скала - снести и все. И они правы - на то и принимали Конвенцию, чтобы ее выполнять. А вот в отношении экологии тех цехов, которые уже снесены, наши цивилизованные партнеры не проявляют какого-либо интереса: «Это ваше, российское, дело - не уберете химическую грязь, вам и мучиться».
  Такой вот двойной стандарт с химическим уклоном. Хотя, конечно, наша экологическая рубашка должна бы быть ближе к нашему российскому телу.
  В общем, снос бывших цехов химического оружия, похоже, нашей бюрократии предотвратить не удастся. Впрочем, там даже стены все время источают ОВ и вряд ли их можно хоть на что-то путное использовать. А на непотребную грязь в районе уже снесенных цехов и большую их опасность для людей им, «цивилизованным», плевать. Как и столь же «цивилизованным» ТАСИСам и прочим, кто собирается немало заработать на ликвидации российского потенциала химической войны.
  Что до цехов химического оружия Павлодара и Запорожья, насчет этого, возможно, позаботятся экологические активисты Казахстана и Украины.

  Забытое и оставленное оружие
  Насчет третьей задачи Конвенции о химическом оружии у нашей бюрократии впечатление однозначное - она «впервые слышит о проблеме». Между тем Россия, как и весь «цивилизованный» мир, должна была после ратификиции Конвенции о химическом оружии доложить еще о двух видах химического оружия - старом и оставленном.
  Напомним, что старое химическое оружие - это то, что было закопано и потеряно на полигонах и складах своей страны (России) до 1946 года. Оставленное - то же самое оружие, если оно относится не к своей стране, а к другим - Украине, Беларуси, Казахстану, Узбекистану...
  В терминах бюрократического языка эти нормы Конвенции выглядят так. Одна: государство-участник, ратифицировавшее Конвенцию, в течение 30 дней «объявляет, имеет ли оно на своей территории старое химическое оружие, и представляет всю имеющуюся информацию».
  Другая норма: государство-участник «объявляет, оставляло ли оно химическое оружие на территории других государств».
  Ничего этого Правительство России делать не стало. Что до других стран, выросших из общей советской шинели, то они, вестимо, сами ничего этого сделать никогда не смогут - все документы остались в России. Имеет ли отношение положение о старом и оставленном советском химическом оружии к России и другим странам с советским прошлым? Безусловно, имеет. Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно заглянуть в грозный (и совершенно секретный) приказ наркома обороны маршала К.Ворошилова, датированный январем 1938 года. Он указал, что, «оказывается», во всех наставлениях, инструкциях и учебных пособиях, которые были изданы Генеральным штабом РККА и химическим управлением Красной Армии, разрешалось уничтожение ОВ закапыванием их в землю, чем фактически узаконивалась возможность повсеместного заражения территории в местах расположения войск.
  Где же искать закопанное химическое оружие человеку, который живет в XXI веке, не располагает информацией военно-химической службы своей страны и в то же время хотел бы оценить экологическую угрозу, исходящую от забытого и оставленного химического оружия? С общих позиций, массивов мест закапывания химического оружия могло быть по крайней мере два.
  Во-первых, это могли быть бывшие военные склады.
  Во-вторых, это не могли не быть бывшие военные полигоны и лагеря.
  Наводку на склады однозначно дает, например, документ 1935 года. В августе 1935 года начальник штаба Красной Армии маршал А.И.Егоров в письме, посвященном судьбе артиллерийских химических снарядов, констатировал, что «ежегодно значительное количество их уничтожается и закапывается в землю вследствие опасности дальнейшего хранения в складах».
  Переход от письма маршала к массиву армейских документов тех лет позволил установить, что в годы между двумя мировыми войнами химическое оружие закапывали на центральном военно-химическом складе в Москве, на артиллерийском складе в Кричеве (Брянская область), на авиационном складе в Биробиджане (Еврейская автономная область), на морском складе в Рыбинске (Ярославская область), ну и т.д. А еще из документов следовала «возможность» закапывания химического оружия в ряде других складов: в Онтолово (Ленинграская область), в Котово (Новгородская область), в Медвежьем Стане (Ленинградская область), в Ленинграде, в Хабаровске (Красная речка), в Свободном (Амурская область), в Сунгаче, Кнорринге и Воздвиженском (все - Приморский край)... Кстати, в 1939 году на складе в Москве в Очаково были даже произведены раскопки ранее закопанного химического оружия. Причем не на основании документов (их старались не оставлять), а с учетом воспоминаний очевидцев. А их к тому времени осталось на складе очень мало.
  Осталось сообщить, что число центральных, окружных и иных крупных складов Советского Союза, на территории которых не могло не происходить закапывание химического оружия, пока составляет 203. И это не предел, потому что предстоит уточнение данных в отношении еще нескольких десятков складов артиллерийских и авиационных боеприпасов, имеющиеся данные о которых пока недостаточны для занятия места в «почетном списке». Наводку на военные лагеря и полигоны мы получаем из «Временной инструкции по уничтожению ОВ», которую нарком обороны СССР маршал К.Ворошилов утвердил 24 января 1938 года и где вопрос рассматривался просто: «Местом уничтожения должны быть полигоны, стрельбища или отдельные участки местности, находящиеся не менее 3-х километров от населенной местности».
  Как следует из нескольких найденных нами документов, лица, прочитавшие ту инструкцию, немедленно обратили свой взор к конкретике. А ею оказались следующие военно-химические и артиллерийские полигоны: Кузьминки (Москва), Суша (Могилевская область), Крупки (Минская область), Минск, Друть (Могилевская область), Чебаркуль (Челябинская область), Луга (Ленинградская область), Левашово (Ленинградская область), Юрга (Кемеровская область), Дарница (Киев), Ирдынский полигон (Черкассы)... А еще упоминались «возможные» лагеря: Алкинский-Уфимский (Башкирия), Бершетский (Пермская область), Камышловский (Свердловская область)...

  ... кстати, о раскопках
  Так, например, к 20 декабря 1937 года в результате военно-химических археологических изысканий в Москве удалось придти к следующим результатам. На территории полигона в Кузьминках из земли было извлечено 6972 химические мины, 878 артиллерийских химических снаряда, 75 химических авиабомб. Во время тех же раскопок 1937 года из полутора сотен (!) захоронений в земле Кузьминок были извлечены предметы, которыми не принято стрелять ни в одной армии. Нашлись, например, 946 закопанных бочек с ипритом и 353 баллона с синильной кислотой, фосгеном и хлором. А также 832 шашки ядовитого дыма с мышьяксодержащим адамситом и другими ОВ, которые не подожгли во время военно-химических учений, а просто зарыли. Ясно, что все это закопанное богатство - не плод рассеяния химических боеприпасов при стрельбах и рассеянности их организаторов. Бочки с ипритом и баллоны с синильной кислотой были закопаны в землю сознательно.
  К концу 1937 года стало ясно, что находки остальных предметов военно-химической археологии в Кузьминках (недовырытых бочек с ипритом, баллонов с синильной кислотой, шашек с адамситом) - еще впереди. И в последнем докладе 1937 года наркому К.Ворошилову поступил доклад о новых планах: «Для безопасности района полигона дополнительно к проделанным работам необходимо: а) весной 1938 года провести еще раз тщательную разведку всей территории специальным отрядом...» Карты, однако, легли иначе, и в 1938 году до очистки от ОВ территорий полигона в Кузьминках руки у нашей армии уже не дошли.
  Зато в декабре 1938 года командующий войсками Приволжского военного округа будущий маршал К.Мерецков докладывал в Москву о более чем скромных результатах очистки полей военно-химического полигона в Шиханах (Саратовская область). Было «очищено» 150 квадратных километров территории полигона, найдено 1681 неразорвавшихся артиллерийских химических снарядов различных калибров. Что до остальных недоочищенных 68 квадратных километров территории полигона, то к ним было решено вернуться в следующем году, «немедленно после схода снега». Да так и не вернулись.
  Осталось напомнить общее количество этого сонмища военных полигонов (химических, артиллерийских, авиационных, бронетанковых), лагерей и стрельбищ - всех тех обширных территорий советской страны, на которых армия оттачивала свое боевое мастерство и где попутно закапывала ненужные ей химбоеприпасы и различные емкости с ОВ. Их нам удалось установить по документам более 200. И, как говорится, еще не вечер.
  Возвращаясь к положениям Конвенции о химическом оружии, нельзя не задаться вопросом, почему информация о старом и оставленном химическом оружии была скрыта от российского общества? Это более или менее ясно - генералы наши никогда и не скрывали своего презрения в согражданам, которые содержат их на своей шее. Почему данные об указанных типах химического оружия не были переданы мировому сообществу, тоже ясно - презрение нашего генералитета к этому самому сообществу, быть может, поменьше, чем к собственным согражданам, однако же не намного.
  А вот почему химический генералитет скрыл всю эту с экологической точки зрения более чем страшную информацию от Правительства России, которое им вроде бы «управляет», понять труднее всего, хотя тоже возможно. Просто наша армия была - и остается - абсолютно независимой от всего на свете. Даже от Уголовного Кодекса.
  Кстати, об этом самом Кодексе. Не представив в Гаагу данные о старом и оставленном химическом оружии, наши химические генералы загнали Россию в опаснейшую ловушку. А заодно, они подставили себя под прямое действие немалого числа статей Уголовного кодекса России. И было бы полезно, чтобы юристы примерили к ним эти статьи. Если у нас закон един для всех.
  Захотят ли об этом вспомнить наши власти? Или напоминать должны господа из Гааги?
  Будущее советских территорий, где в 1918-1946 годах осуществлялись масштабные работы с химическим оружием, безоблачным не назовешь. Даже фрагментарные раскопки 1937-1939 годов, а также объемы выкопанного оружия свидетельствуют, что подобного рода работы необходимо осуществить во всех выявленных и еще не выявленных местах работ с химическим оружием.
  А таких мест - от 400 до 500.
  Таким образом, мы можем констатировать, что проблема экологических последствий подготовки страны к химической войне не была надуманной в прошлые годы, когда встал вопрос об экологичном химическом разоружении. Не потеряла актуальности она и в наши дни, когда на арену вышла новая властная армейская когорта - столь же безликая, сколь и безответственная.
  Вряд ли кто сомневается в том, что закопанное и потерянное военными химическое оружие столь же опасно, как и то, что дожидается своего часа на официально объявленных 7 военно-химических арсеналах.
  Причем опасно для ежедневного благополучия всего общества, а не в связи с угрозой «химического терроризма», которым не ленятся попугать нас безответственные генералы.
  В настоящее время общественности России, Украины, Беларуси, Казахстана, Узбекистана и иных стран, раньше составлявших единый и могучий Советский Союз, уже известно множество мест прежних захоронений химического оружия. Дело за малым - за полной ликвидацией этой экологической беды. Так что властям неизбежно придется обзавестись более ответственными руководителями военно-химической службы, с которыми и предстоит работать экологам - общественным и государственным.
  Кстати, у мирового сообщества на сей счет совсем недавно возник дополнительный стимул. В окрестностях Вашингтона (это в США) было выкопано из земли несколько бутылок с ипритом. Как оказалось, на территории этих ныне фешенебельных окрестностей в 1917 году был военный полигон. Армия, вестимо, попыталась скрыть неприятность. Ну а Конгресс США... назначил специальные слушания на эту тему.

  Лев Федоров,
  Союз «За химическую безопасность»