Артём Шлёнов, экологический активист из города Касимова, член Международного Социально-экологического союза и движения «Хранители Радуги», был арестован в шведском городе Гётеборг за участие в демонстрации протеста во время саммита Евросоюза, проходившего 15-17 июля 2001 года. Его обвиняли в бросании камней в полицию, хотя никто из стоявших рядом не видел, чтобы он действительно это делал. Артём известен как очень мягкий человек, совершенно не склонный к каким-либо агрессивным действиям.
  Почти месяц Артем пробыл в тюрьме, пока шло следствие по его делу, не имея возможности ни с кем связаться. Когда следствие пришло к выводу, что Артем никакого преступления не совершал, его депортировали, так как истекла виза. При этом он не получил никаких документов, подтверждающих его заключение и невиновность.
  Социально-экологический Союз в официальном заявлении потребовал от Королевства Швеции, чтобы шведская сторона принесла Артему Шленову свои официальные извинения за безосновательное задержание.

  Вот что рассказывает сам Артем.
  Я приехал в Гётеборг 15 июля 2001 года около 5-ти утра вместе с группой финских активистов, которые на двух автобусах отправлялись в Гётеборг для того, чтобы принять участие в контр-саммите Европейского Союза. Из стран пост-СССР я был один. За три дня до этого вместе с первой группой финнов выехали 11 моих товарищей, к которым я и намеревался присоединиться. У нас было официальное приглашение от шведской группы «Полевые биологи» и, конечно, нам, прежде всего, хотелось попасть к ним на семинар.
  Мы хотели поучаствовать в круглых столах в рамках контр-саммита, рассказать о нашем движении «Хранители радуги», различных аспектах экологической и правозащитной деятельности в России, о процессах глобализации в странах пост-СССР, как мы это себе представляем. Также хотелось, рассказав, привлечь людские и финансовые ресурсы для проведения кампании и летнего лагеря протеста против реализации опасных планов строительства объекта по технологии американской ТНК «Локхид-Мартин» по утилизации твердотопливных ракет в Воткинске. Еще одним пунктом нашей программы было налаживание координации в действиях со шведскими экологами в борьбе против финансирования шведским «Норденбанком» и также шведской ТНК «Болиден контек» диоксиноопасного проекта в Касимове и других местах.
  Далее я буду описывать только то, чему я был лично свидетелем и в чем сам принимал участие. Приехав и поселившись с финскими друзьями в одной из школ на окраине Гётеборга, я отправился в центр города. На главной гётеборгской улице рядом с Конгресс-центром, где шел саммит, проходила многотысячная манифестация и митинг, там я рассчитывал встретить моих друзей и знакомых.
  Я ходил по улице вместе с многочисленными участниками контр-саммита и просто посетителями магазинов и закусочных, общался с друзьями и, по большому счету, не ожидал крупных столкновений с полицией. Я слышал, что на совещании групп, принимающих участие в демонстрации, большая часть приняла решение - даже если полиция не будет пропускать демонстрантов к Конгресс-центру, не предпринимать попыток прорыва путем насилия (швыряния камней и т.д.), так как не хотела жертв среди манифестантов. Максимум, на что намеревалась идти группа, возглавляющая основную часть протестующих - это имитация прорыва.
  Это тактика так называемого «Желтого блока», в который входят в основном пацифисты, приемлющие только пассивное сопротивление. Хотя выглядят они из-за своего нежелания потерять здоровье довольно внушительно (мотоциклетные каски, хоккейные маски, доспехи из подручных материалов), им далеко до облачения полицейских и их коней и собак.
  Так называемый «Синий блок», в который входила наиболее радикальная часть протестующих и одна из местных групп, решил отделиться от основной массы протестующих и обходными путями (если удастся мирно - прекрасно!) прорваться к Конгресс-центру и вручить участникам саммита и прессе петицию.
  Внезапно будто материализовалась из пустоты конница и поскакала на демонстрантов. Как мне говорил позже следователь, это была «психологическая атака», но тогда все это было более, чем всерьез! Кони все высокие, в латах, хвосты заплетены как хлыст, который сам по себе может принести тяжкое увечье, не говоря уже о копытах и огромной массе животного, движущегося часто не разбирая дороги. Такие кони не боятся громких звуков из-за беруш в ушах. За ними шли полицейские с озверевшими собаками (я был свидетелем, когда собака сквозь намордник укусила своего хозяина!). Полиция стала оттеснять демонстрантов в боковые улицы, появились раненые. Возмущенная неадекватно жестокими действиями полиции радикальная часть демонстрантов, отходя по главной улице от надвигавшейся на нее конницы, стала громить корпоративные офисы и заведения, бросать камни в полицию и строить на пути полиции баррикады, поджигая их, чтобы ослабить натиск наступавших.
  Далее столкновения переместились в парковую зону. За столкновениями я наблюдал, находясь в группе репортеров, стоящей в нескольких десятках метров позади наступающей полиции. На следствии мне много раз задавали вопрос: где я был, позади или впереди полиции? Ибо для того, чтобы перейти тонкую грань, когда твои действия квалифицируются не как простое участие в манифестации, а участие в массовых беспорядках, достаточно находиться впереди полиции или всего лишь находиться в толпе, которая не подчиняется требованиям полиции разойтись. Это карается крупным штрафом или месяцем тюрьмы.
  Если же ты выражал сочувствие не подчиняющимся людям, находясь среди них, например, свистом или выкриками и двигался (даже только потому, что тебе некуда больше двинуться в толпе!) - наступает вторая степень тяжести правонарушений во время массовых беспорядков, карающаяся от 2 до 6 месяцев заключения.
  Третья степень - для организаторов и подстрекателей, а также для тех, кто, как и я, проходил по статьям об участии в насильственных массовых беспорядках и насилии в грубой форме - от 1 до 10 лет; по статье об участии в массовом целенаправленном насилии над собственностью или личностью - до 4 лет.
  В столкновениях в парковой зоне я видел удивительные вещи - полицейские, перенимая тактику демонстрантов-радикалов, поднимали падающие у их ног камни и бросали их сами в нападавших! Надо отметить, что скрупулезно выясняя на следствии, что ты лично делал во время беспорядков, полицейские мало обращают внимание на то, что хаос и сумятицу на улице во многом организовали они сами. Транспорт не работал вообще. Город был разбит на квадраты, где преградами служили огромные транспортные контейнеры, которые постоянно перемещали - и это заметил далеко не я один - часто вопреки всякой логике и целесообразности, даже если исходить из сугубо полицейских интересов.
  Поздно вечером всех потрясли события, развернувшиеся на одной из акций. Это было мирное действо - как и все стритпати оно было многолюдным, проходило мирно и весело. Это напоминало скорее карнавал, чем акцию протеста - играла зажигательная латиноамериканская музыка, многие люди были в театральных костюмах. Процессия дошла до Шиллеровской школы, где размещалось большое количество приехавших в Гётеборг. Я разговаривал с очевидцами этих событий, они говорили, что да, после того как полиция внезапно полностью блокировала участников акции и начала задерживать мирных людей, в ответ полетели камни. Но, как они утверждают, скорее это была провокация. Надо сказать что (и я это видел неоднократно) по городу ходило и ездило на велосипедах огромное количество переодетых полицейских, зачастую неумело маскирующихся под демонстрантов. Также мне рассказывали о таком эпизоде: полиция беспрепятственно пропустила через оцепление большую группу наци-скинхедов и те устроили массовую драку с участниками акции, и это также подлило масло в огонь.
  В этих событиях полиция впервые за всю историю антиглобалистских выступлений применила огнестрельное оружие. Было сделано около десяти выстрелов. Одному демонстранту и одному фоторепортеру пули попали в ноги. Одному протестующему пуля попала в легкое - это ранение едва не стоило ему жизни, врачи говорят, что, хотя опасений за жизнь нет, скорее всего из-за долгого пребывания в коме будут последствия для мозга. Впрочем, и без всяких слов было ясно, с какой жестокостью полиция расправлялась с демонстрантами - десятки окровавленных, раненых и покусанных людей приходили в Шиллершколу.
  Было арестовано несколько десятков человек.
  На следующий день в 19.00 я присоединился к манифестации в поддержку арестованных на стритпати людей. Манифестация проходила тоже очень мирно, хотя многие выступающие и произносили гневные речи. Полиция внезапно блокировала площадь и прилегающие улицы с примерно полутора тысячами участников акции, а также зеваками, посетителями многочисленных открытых кафе. Полицейские были настроены крайне агрессивно, даже выбивали дубинками из туалетных кабинок людей - все приготовились к самому худшему. Ни одного агрессивного жеста со стороны манифестантов не было. Полиция разбила митинг на три части и подогнала с десяток арендованных туристических автобусов для арестов.
  Видя, что дело может кончиться кровью, я присоединился к группе примерно человек из 80, которая спонтанно решила стать буфером между полицией и основной частью манифестации. Мы подчинились всем требованиям полиции, сев у их ног (это было первым требованием, которое игнорировала основная масса людей) и, ведя переговоры с ними, стремились погасить страсти. Мы подчинялись всему, кроме одного - добровольно разойтись, хотя переговорщики от полиции уговаривали нас уйти и обещали не применять к нам никаких санкций. Мы понимали, что без нас возможно столкновение, а также из чувства солидарности - либо все уходят без последствий с площади, либо никто.
  Через два часа противостояния и переговоров полиция начала по одному выводить из зоны оцепления людей, которые не сопротивляясь шли в автобусы. Аресты производились нарочито немотивированно грубо.
  Нас посадили в автобус, где мы предъявляли документы. К полицейскому в штатском, в котором легко узнавался главный, подошел полицейский, производящий аресты, и, указав на меня, что-то сказал. Как потом выяснилось, это был человек, на показаниях которого строилось мое обвинение. Более доказательств полиция не имела, хотя вводила в заблуждение и меня, и российского консула, и адвоката, говоря, что у обвинения есть видеосъемки и показания других свидетелей.
  Меня грубо выволокли из автобуса, тщательно обыскали, надели наручники и втолкнули в патрульную машину. В полиции у меня сразу забрали обувь и всю одежду кроме штанов и тонкой футболки. Я просидел в камере с бетонным полом и пластиковым матрасом около 7 часов. Меня поразил неприглядный вид камеры и холод. Далее был первый допрос, где мне не объясняли моих прав и особенностей шведского законодательства, а только требовали признания моих противоправных действий. По ходу допроса я случайно выяснил весьма важную деталь - по шведскому законодательству подпись под показаниями обвиняемого вообще не нужна: полагаю, мне не объяснили это намеренно. Выяснив это, я отказался говорить без адвоката.
  Далее меня перевели в камеру, в которой я провел более месяца. У меня создалось впечатление, что есть некий социальный заказ - настолько велико было желание доказать мою виновность. Примерно на четвертом допросе (всего их было около 20-ти) выяснилось, что меня обвиняют в эпизоде, произошедшем 14 июня. Лишь на предварительном судебном заседании, через 96 часов после санкции прокурора о моем аресте, выяснилось, что обвиняют меня только по этому эпизоду - 14 июня между 18 и 21 часом я якобы бросил три камня весом около 2 килограммов каждый в полицейского и одним попал в ему в затылок. Единственный свидетель обвинения - полицейский, стоявший в тот момент в оцеплении, даже не помнил точного места произошедшего (прокурор ссылался на его усталость). Также не было и самого объекта преступления - пострадавшего полицейского. Суд постановил продлить срок расследования на 2 недели. Всего до суда могут продлевать срок расследования в течении 3 месяцев. Суд принял решение до окончания расследования ограничить меня в правах - я не имел право общаться с другими заключенными, говорить по телефону, иметь свидания (за исключением консула), читать газеты, смотреть телевизор, на предварительных судебных заседаниях не имела права находиться публика и пресса.
  У меня было абсолютное алиби, которое теоретически могли подтвердить около 40 ехавших со мной пассажиров автобуса. Но сложность заключалась в том, что следствие упорно не хотело верить мне и всячески препятствовало моему желанию допросить этих свидетелей. И самое главное - абсолютно без энтузиазма «пыталось искать» этих свидетелей, а ведь чем больше проходило времени, тем сложнее было найти их.
  В Гётеборге образовалась группа поддержки заключенных, в которую вошли два человека из нашей делегации. Через консула мне удалось передать информацию - в чем меня обвиняют, и что финские свидетели - единственный шанс подтвердить мое алиби. Впрочем, я до конца не был уверен, что их свидетельства суд примет положительно. Мне было прямо заявлено следователем, что во всем мире показаниям полицейских доверяют больше, тем более, что со свидетелем обвинения было проведено 3 допроса и он был готов подтвердить под присягой свои показания. Также мне неоднократно заявлялось, что я мог для создания алиби сговориться со свидетелями защиты.
  Практически проделав за полицию огромную часть работы, группа поддержки нашла 4-х свидетелей, готовых в суде подтвердить мою невиновность и дать показания следствию. Также был найден фотоснимок, косвенно подтверждавший, что я приехал именно с этой группой 15 июня. При сравнении моих показаний и показаний свидетелей защиты, под грузом неопровержимых доказательств следователь на последнем допросе признал, что он убедился в моей невиновности. Следователь возвратил мне вещественные доказательства - записную книжку, газету, ежедневник. Далее он заявил, что следствие закончено и в течение этого дня прокурор сообщит о своем решении - либо возбуждать уголовное дело, либо отпустить меня.
  Но ни в этот день, ни в последующие 2 дня мне не было сообщено о решении прокурора. А в воскресенье, я подозреваю, что это было сделано с умыслом, чтобы я не мог связаться с адвокатом, прокурором или консулом, за мной приехала пограничная полиция и под конвоем доставила к трапу самолета, вручив мой паспорт пилоту для передачи его российским пограничникам. В результате мне ни в письменной, ни в устной форме не было объявлено о решении прокурора, а также того, с какой именно формулировкой прекращено дело.

  Артём Шленов,
  «Хранители Радуги»