О птицах-жертвах весенней охоты

Огарь

Собравшись на вечернюю зорю, охотник приехал на степное озеро пораньше, выбрал в невысоком камыше место поудобнее, чтобы солнце было за спиной, и только огляделся, как заметил вдали два утиных силуэта. Утки были крупные и летели прямо на его засидку, но крыльями махали реже, чем кряквы. Охотник быстро отыскал и вставил в ружье патроны, выпрямился во весь рост, прицелился и... опустил стволы, не выстрелив. Низкое солнце ярко освещало великолепно-рыжее оперение больших уток, летевших почти гусиным полетом. В сознании охотника мгновенно возникло: "Краснозобые казарки. Они же из Красной книги!" А птицы, увидев человека, уже уходили на крутом вираже в сторону и вскоре скрылись за горизонтом. Не угадал стрелок, и чужое имя спасло жизнь по крайней мере одной красной земляной утке, огарю, а не краснозобой казарке, внесенной в списки Красной книги.

Огаря можно считать азиатской птицей, потому что в Европе он гнездится лишь по самой ее юго-восточной окраине, хотя в иные годы на летнюю линьку на Маныч собираются их десятки тысяч. Известный зоолог Н. А. Северцов, побывав в 1850 году в Каменной степи, писал, что огари гнездились там в ту пору в норах сурков-байбаков и в печах необитаемых хуторов. Но к началу нынешнего столетия этот вид исчез с Верхнего Дона. Исчез задолго до истребления сурков, в норах которых огари устраивали гнезда. Но вслед за возвращением байбаков на юг Черноземья здесь снова появились и земляные утки. Этому способствовало не только изобилие свободных нор, но и строительство прудов по балочным системам донского правобережья.

Получив новое жизненное пространство, кое-где огари стали опережать сурков, выводя потомство в старых лисьих норах. На Памире и Тянь-Шане огарь - горная птица, в Приаралье - степная, в Забайкалье он связан в гнездовое время с лесом, поселяясь в дуплах деревьев. А москвичи знают его как обитателя городских прудов.

По росту и складу огаря нельзя безоговорочно назвать ни гусем, ни уткой, но в его поведении, особенно брачном, больше гусиного и лебяжьего, нежели утиного. Самец и самка верны друг другу до конца жизни, сохраняя взаимную привязанность во все сезоны. Насиживает яйца самка, но отношение к птенцам у обоих родителей одинаковое. Осторожность и смекалка у них гусиные: прилетая к воде, не спешат опуститься на нее, а, осмотрев озеро с воздуха, приземляются в сторонке и, оглядевшись еще как следует, идут к берегу. И кажется, никто из утиной родни огаря не летает таким особым образом, как весной самец. Набрав высоту, он стремительно скользит вниз, немного приспустив крылья, и свистяще-тугой звук, рожденный трением их о воздух, доносится до земли.

По неприязни к соперникам огари даже превосходят лебедей. Пары огарей с весны, с прилета на гнездовой участок, и до окончания родительских забот с особой враждебностью относятся ко всем взрослым птицам своего вида. Особенно нетерпимы друг к другу самки: они настолько задиристы, так яростно нападают на чужих и гонят их прочь, что никто не может выдержать такого натиска. Гонят от гнезда, гонят от воды, которую считают своей и начинают охранять еще задолго до появления птенцов. Самец во время четырехнедельного сидения самки на яйцах ежедневно наведывается к "своей" воде посмотреть, не появился ли здесь кто-то третий. Прилетит, походит по берегу и, убедившись, что никого нет, улетает обратно. Летящего мимо чужака предупредит голосом, чтобы не опускался.

И не просто: вот - моя вода, вот - твоя, а чтобы и близко никого не было. В двойном отвершке балки сделали два прудика, перегородив каждую из лощин плотиной, потому что ниже шла насыпь шоссе и воду лучше было держать от нее подальше. От прудика до прудика, от воды до воды было шагов тридцать. Где-то поблизости загнездилась пара огарей. Пока не началось насиживание, обе птицы с зари до зари патрулировали и тот и другой прудики, не позволяя опускаться на них никому третьему. Завидя летящего в их направлении огаря, они дружно кричали ему угрожающими голосами, стоя на берегу. Пролетал он мимо - успокаивались. Но весна есть весна, и у любого холостяка есть надежда, что где-нибудь да повезет. Поэтому не всегда удавалось криком отвадить чужака, и тот опускался на соседний прудик, на воду. Тогда семейные птицы летели на него и гнали прочь, преследуя до тех пор, пока он не скрывался из виду.

Такие отношения существуют только между взрослыми птицами. Чужих птенцов они не прогоняют, наоборот, когда другая пара приводит выводок к уже занятой воде, она почти непременно лишается его и изгоняется "хозяевами", которые сразу "усыновляют" всех. И если в одной семье больше дюжины птенцов, то это дети разных родителей; по отношениям приемышей и опекунов заметить этого нельзя, так как хозяева не выделяют в общем выводке своих и чужих. Кормить ни тех ни других не надо, а присмотреть за двумя десятками дружных и послушных малышей вдвоем нетрудно.

Для огарей годится не только стоячая вода. На Тянь-Шане и Памире им хороши и горные реки. Так что в запасе в наших местах для огаря есть и маленькие речки, и Дон, где воды и берегов хватит сотням и сотням пар. У границы верхнего и среднего течения Дона в 1984 году уже встречались семьи с собственными выводками.

Походка у огарей гусиная: ходят легко и быстро, как дикие гуси, не переваливаясь с боку на бок, быстро бегают. Птенцы довольно длинноноги. Они, как и утята других земляных уток, пегие, одеты в черно-белый пуховый наряд без примеси желтого. У них с первого дня жизни нет страха перед высотой: без колебаний весь выводок спрыгивает со скалы, обрыва, дерева, где в нише, пещерке или дупле было гнездо. Не отставая, бегут за родителями (путь к воде бывает неблизким), а завидев воду, обгоняют их и гурьбой бросаются в новую для них стихию, будь это горная река или соленое озеро в пустыне. Бросаются с такой решительностью или нетерпением, будто каждому из них эта вода грезилась еще в яйце. Пуховички быстро и проворно ныряют, спасаясь от опасности. Одетым в густой пух, им трудно держаться под водой, и, чтобы не всплыть, они дрыгают разом обеими ногами, удваивая силу каждого гребка, а на поверхности гребут лапками попеременно. Взрослые птицы нырять не любят.

В голосе и манере звукового общения у огарей тоже больше гусиного. Нередко "разговор" двух птиц бывает удивительно похож на осмысленную, но непереводимую беседу в разных интонациях. В полете парой птицы окликают друг друга звучным "аанг". Крик угрозы огаря похож на удивленный возглас: протяжен и негромок. В осенних голосах огарей слышится какая-то печаль или усталость. Птицы уже ни с кем не ссорятся и больше предаются молчаливому раздумью, почти не проявляя интереса к окружающему.

Текст взят из книги Семаго Л.Л., Птицы. - М. Мысль. 1994.