|
|
| О нас | История и Успехи | Миссия | Манифест | |
Сети МСоЭС
Члены МСоЭС
Дела МСоЭС
Программы МСоЭС
СоЭС-издат
Новости МСоЭС
|
Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск
##################################################################
########## ЭКОЛОГИЯ И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА ****************##
#######**** ****************************************************##
#### Сообщение ECO-HR.1301, 20 февраля 2004 г. ****************##
##################################################################
Право на справедливость
В РОССИИ ПОЯВИЛСЯ НОВЫЙ ОМБУДСМЕН
ОМБУДСМЕН
От омбудсмена к народному трибуну
Назначение Владимира Лукина на должность представителя президента РФ по
правам человека (или, выражаясь неудобопроизносимо, - омбудсмена) лучше, чем
что-либо другое, демонстрирует всю степень кризиса, в котором оказалось
правозащитное дело в отечестве нашем. Всем очевидно, что назначили
(трудоустроили - как не без сарказма высказались газетчики) не столько
самого Лукина, сколько букву "Л" в слове "Яблоко". Тем более что буква "Л",
в отличие от буквы "Я", - буква вполне системная, лояльная и свободно
вписывающаяся во властный истеблишмент, пусть и на третьих ролях.
А в том, что роль именно третья, если не еще скромнее, сомневаться, увы, не
приходится. Весьма показательно, что профессионального дипломата Лукина,
бывшего посла РФ в США, не пригласили в МИД. А вот правозащита - это святое.
Она воспринимается как синекура для представителей либеральных партий и как
род деятельности, который по определению никого, кроме человека с
либеральными и диссидентскими убеждениями, заинтересовать не может.
Даже в названии поста российского омбудсмена невольно выражено
парадоксальное восприятие правозащиты - "представитель президента РФ по
правам человека". Представитель перед кем? Д.О.Рогозин, будучи
представителем президента по Калининграду, представлял президента и саму РФ
перед внешними силами, он не принимал решения, а наблюдал за ситуацией и
вел переговоры. И статус "представителя" у омбудсмена выдает его отнюдь не
властные полномочия и явную чужеродность по отношению к административной
системе. "Представитель" не защищает права в силу данной ему власти, не
принимает и не отклоняет решения, а только "представляет" гаранта
конституции в целях улучшения положения с правозащитой. Если он чем-то и
отличается от "вольноопределяющегося" правозащитника, то не реальными
возможностями, а лояльностью к власти - омбудсмен образца 2004 года вряд ли
будет расхаживать по Грозному, обличая "зверства федеральных властей" (а
ведь омбудсмен образца 1995-го - С.А.Ковалев занимался именно этим).
Правозащита в России приведена к такому положению, когда правозащитник
является, по сути, антигосударственным вредителем - в качестве такового его
воспринимает большинство чиновников, так свою работу воспринимает он сам. И
весь вопрос лишь в том, будет ли он на зарплату в АП симулировать
вредительство, не нанося ущерба государству по существу, или же, на деньги
иностранных фондов, он станет вредить всерьез...
Никакая иная правозащита в рамках сложившейся парадигмы попросту
немыслима. И это тем более катастрофично, что современная Россия является
той точкой в пространстве и времени, в которой права каждого конкретного
человека, широких социальных слоев и групп и народов, равно как и Народа,
попираются наиболее всесторонне и интенсивно, чем когда-либо еще в истории
России (за исключением, может быть, периода гражданских войн и смут).
Пресловутый 37-й год был временем попрания прав на свободу слова или на
справедливый суд, на свободу вероисповедания и свободу мысли, но социальные
"права трудящихся" в этот период не нарушались. Последние 15 лет социальные
права нарушаются постоянно, но степень соблюдения "общественно-политических"
прав отнюдь не в той степени уравновешивает эти нарушения, чтобы можно было
говорить о равенстве с 37-м годом. "Тогда били, но кормили. Теперь не кормят,
но по-прежнему бьют" - к такой формуле можно свести восприятие свершившейся
перемены теми, кто достаточно отчетливо помнит "тогда" и вполне почувствовал
на себе прелести "теперь".
Сегодня Россия нуждается в тотальной правозащите, поскольку так или иначе
попраны все права. Однако ни бывшее диссидентское правозащитничество, ни тем
более огосударствленная версия его не способны такую правозащиту обеспечить.
Базовый миф современной правозащиты - это миф о всемогущем и жестоком
Левиафане-государстве, которое в своей масштабной деятельности во имя никому
не ведомых и, подразумевается, никому не нужных общих целей наступает на
отдельного, частного, противопоставленного в рамках этого мифа государству
человека и его права - и калечит, убивает, попирает... Государство, в лучших
традициях леволиберальной, а то и левацкой мысли, воспринимается как система
тотального насилия над гражданами, а государственные структуры (прежде
всего, как ни парадоксально, структуры правоохранительные - милиция,
прокуратура, пенитенциарная система, спецслужбы, армия и т.д.) -
исключительно как инструменты этого античеловеческого насилия и удержания
подданных в повиновении.
При таком условии ничем другим, кроме как партизанской войной против
государства, деятельность по защите прав человека быть не может. Тот, кто
умеет взрывать мосты, пускать под откос поезда, закладывать бомбы в кафе,
убивать милиционеров, должен идти в подпольщики и террористы. Тот, кто лучше
умеет составлять петиции, рассылать материалы по редакциям газет, жаловаться
на радиоголоса и цеплять крючки за петельки в судебных прениях, - пусть идет
в правозащитники. При исходно установленной мифологеме "Левиафан против
муравья", "Медный Всадник против Евгения" никакой сущностной разницы между
террористом-революционером и правозащитником-диссидентом нет, разница только
в методах и стиле.
Впрочем, трудно ожидать чего-то иного от парадоксальной
социально-философской и [квази-]правовой системы, которая ставит во главу
угла права человека, то есть абстрактно приписанное индивиду, никакими
институтами не обеспеченное, но никакими институтами и не ограниченное,
прирожденное право. Право, которое более абсолютно, чем право любого
абсолютного монарха. Существование любых политических институтов, любых
социальных ограничений для догмы прав человека оказывается ограничением этих
прав, а то и попранием их, а потому последовательный правозащитник обязан
оказаться, в теории, последовательным врагом любых существующих политических
институтов.
Если реальная правозащитная деятельность не всегда такова, то связано
это исключительно с заключаемыми между догмой и реальностью компромиссами.
Например, "права человека" признаются не тотальными и безусловными "вещами в
себе", а принципами, гарантированными международным правом и международным
сообществом. Не случайно поэтому правозащитная деятельность очень часто,
если не сказать - чаще всего, обращена вовне, к тому самому гарантирующему
международному сообществу. Права человека признаются не отрицанием всякого
порядка, а только отрицанием наличного национально-государственного порядка
во имя некоего международного, глобального и, предполагается, действительно
справедливого. Именно правозащитная риторика и правозащитные технологии
являются столь удобным инструментом десуверенизации национальных государств
и, в частности, России, и именно в этой идеальной логике, а отнюдь не в
только в "происках ЦРУ", лежит объяснение того факта, что большинство
российских правозащитных фондов финансируется из-за рубежа, - тут уж "ничего
не поделаешь"...
Точнее, "поделать" можно только одно - принципиально изменить всю
концепцию, философию правозащиты, переключив ее с защиты "прав человека",
на защиту "прав гражданина", то есть с защиты никак не измеримой и ни с чем
не соизмеримой абстракции на защиту реального политического и правового
субъекта. Вся сколько-нибудь реальная и продуктивная правозащитная
деятельность является как раз защитой гражданских прав в тех случаях, когда
они попираются государственными органами или чиновниками. Однако даже тогда,
когда подобная нужная, важная и полезная работа ведется, она чаще всего
подается в риторике "правозащиты" и тем самым устраняет половину своей
эффективности. Впрочем, такая подмена риторики имеет один существенный
плюс - "дают деньги" именно на нее. Ни один фонд Карнеги не станет давать
деньги на то, чтобы гражданку Иванову из города Малоярославца не выселили на
улицу из ее квартиры. А вот на либерализацию и гуманизацию жилищного
законодательства - сколько угодно... И здесь экономическая
заинтересованность субъектов "правозащитного рынка" приходит в противоречие
с социальной заинтересованностью.
А в чем социальный интерес и на чем должна быть основана реальная
концепция защиты гражданских прав в России? Прежде всего на том факте, что
Россия, Российская Федерация, согласно ее Конституции, является страной, в
которой суверенная власть принадлежит народу. Именно народ России,
совокупность ее граждан и есть государство. И покушение на право каждого
гражданина, на любое из его прав, есть покушение на суверена и на
государство. Правонарушение, а не правозащита является по сути своей
антигосударственной деятельностью, направленной против основ политического
порядка.
В отличие от "правозащитной" мифологемы, позиция правоохранительная
(назовем ее так, не слишком боясь путаницы) исходит из того, что в момент
нарушения того или иного права - будь то незаконный арест или вымогательство
денег, незаконное ограничение свободы печати или права на свободное
вероисповедание - не обиженный гражданин оказывается против государства,
против государства оказывается совершивший правонарушение чиновник, сколь
угодно высокой ни была бы его должность. Истинным государством, "государем"
и сувереном признается не бюрократия и бюрократический аппарат, а народ,
которому в момент правонарушения и наносится оскорбление. Защита гражданских
прав есть защита сувереном полноты и неприкосновенности своего суверенитета
от попытки его присвоить и ограничить.
Защита гражданских прав, основанная на принципе народного суверенитета,
является деятельностью не партизанской, а властной... Тому, кто берется
защищать народное право от посягательств, должно вручаться не только право
жалобы в "вышестоящие инстанции" (поскольку такие инстанции и сами могут
быть правонарушителями или находиться с ними в сговоре), но и право прямого
действия.
Видимо, наиболее полную и продуктивную систему подобной властной
правозащиты удалось создать Римской республике в V веке, после примирения
патрициев и плебеев и восстановления единства римской общины. Институт
народных трибунов специально был создан с целью защитить плебеев, то есть
большую и наиболее дискриминируемую часть народа, от незаконных
посягательств любых других магистратов. Tribunica potestas (власть трибуна)
включала в себя право отмены всякого распоряжения любого магистрата,
которое наносило ущерб кому-либо из римских граждан, право veto на любое
предложение, вносимое в сенат или народное собрание, которое трибун считал
идущим во вред народу. Всякое сопротивление трибуну, использующему свое
законное право, считалось заслуживающим смертной казни. Право ходатайства
за обиженного гражданина и любой возможной помощи ему не было, собственно,
даже "правом" трибуна, но его священной обязанностью, для успешного
выполнения которой предоставлялись и другие права. Для того чтобы гражданин
ни минуты не оставался без защиты, трибун обязан был никогда не покидать
Рима, а его двери всегда должны были быть открыты...
Очевидно, что власть, подобная власти трибуна, наиболее эффективна в
целях реальной защиты гражданских прав - она способна вторгнуться в случае
нарушения в действия любой инстанции и остановить любую процедуру, наносящую
ущерб гражданину. Для обществ, ценящих выше всего не право, в частности и
право гражданина, и оставляющих лишь фикцию от народного суверенитета,
появление правоохранительной системы типа трибуната являлось бы вопиющим
анархизмом. Однако для действительно демократического общества лучшую
систему трудно себе представить. При этом на власть трибуна в Риме с самого
начала накладывались логичные ограничения. Во-первых, она могла быть
парализована в случае злоупотребления - властью другого трибуна. Во-вторых,
она не распространялась на imperium, то есть на военную власть консулов, и,
таким образом, трибун даже случае злонамеренного злоупотребления властью не
мог повредить военной безопасности государства.
Для современной России обращение к римским принципам правозащиты, да и
вообще к римскому государственному опыту, было бы настоящей революцией,
причем революцией исключительно продуктивной и в то же время традиционной,
обращающей нас к римским истокам русской имперской государственности, к
римскому опыту устроения власти как к актуальной для нас античной парадигме.
Последовательное применение принципа народного суверенитета и верховенства
прав гражданина на практике означало бы прежде всего восстановление
суверенитета России над самой собой - то есть решение проблемы, которая
имеет не только внешнеполитическое, но и внутреннее измерение.
Впрочем, понятно, что нынешняя идеология "правозащиты" куда больше
устраивает коррумпированную бюрократическую систему. Ведь она даже признает
за чиновником своеобразное "право на произвол", поскольку он - не более чем
одна из ипостасей тотально порочного государства. И правозащитная
деятельность в "партизанском" исполнении для бюрократической системы не
опасна - ведь никакого властного veto за ней не стоит. Поэтому в ближайшее
время мы скорее всего останемся свидетелями никому не интересных
"партизанских боев", до которых конкретному гражданину с его конкретно
попранными правами нет никакого дела.
Е.Холмогоров, Русский Журнал, 16 Февраля 2004 г.
ЗАПОЗДАЛЫЕ ТРЕБОВАНИЯ К ОМБУДСМЕНУ
ВНИМАНИЮ ПРАВОЗАЩИТНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ!
Правозащитникам пора определить и согласовать свои требования к
должности омбудсмена
В России - новый омбудсмен. Третий - за краткую, с 1991 г. историю
свободы в нашей стране.
Мне представляется, что правозащитникам следует определить, согласовать
и публично высказать свои требования к должности омбудсмена (как и к
другим значимым публичным должностям). Для должности президента эти
требования и критерии одни, для лидеров политических партий - другие,
для депутатов - третьи, для омбудсмена - четвертые и т.д.
Выскажу собственное мнение только об одном, главном, как мне
представляется, аспекте требований к должности омбудсмена. В отличие от
президента, лидеров партий, депутатов, руководителей профсоюзов,
которые, прежде всего обязаны уметь согласовывать противоречивые
интересы и обеспечивать справедливые и приемлемые социальные
компромиссы, природа должности омбудсмена заключается в том, что в
отличие от политиков, омбудсмен обязан действовать не на основе
политических расчетов и компромиссов, а исходя из <первых принципов>,
как бы критически не относились к его действиям президент России, лидеры
партий, депутаты и даже общественное мнение. Если избранный на должность
омбудсмена человек способен строить свою работу таким образом, то при
прочих необходимых условиях (о которых не будем сейчас говорить) он
отвечает требованиям к этой должности и гражданскому обществу
целесообразно деятельность этого лица на посту омбудсмена ценить и
поддерживать, если нет - то нет.
Теперь несколько слов о Владимире Петровиче Лукине, который только что
избран новым омбудсменом России. Первым тестом на соответствие г-на
Лукина должности омбудсмена будет позиция, которую г-н Лукин займет по
вопросу о прекращении войны в Чечне. Мне представляется, что в число
<первых принципов>, которые должен защищать омбудсмен, безусловно,
входит защита права людей на жизнь. Я полагаю, что, приняв должность
омбудсмена, Владимир Лукин обязан теперь действовать в соответствии с
природой этой должности и использовать свое влияние для того, чтобы в
Чечне больше не гибли на войне гражданское население и российские
солдаты.
Поэтому для правозащитников не должно теперь иметь ровным счетом
никакого значения то, какую позицию в качестве члена политсовета
<Яблока> и депутата Владимир Петрович Лукин занимал прежде по вопросу о
путях прекращения войны в Чечне. (Напомню, что личные взгляды Владимира
Петровича и позиция <Яблока> включают тезисы о том, что нельзя вести
переговоры о прекращении войны с Асланом Масхадовым и о том, что в
принципе недопустимо обсуждение вопроса о статусе Чеченской республики
вне России).
Поэтому я считаю, что как омбудсмен, Владимир Лукин должен публично
предложить Владимиру Путину вступить в переговоры с Асланом Масхадовым о
путях достижения мира в Чечне и предложить высшим должностным лицам
рассмотреть поддержанные более чем ста депутатами Европарламента
предложения Ильяса Ахмадова о путях мирного урегулирования в Чечне.
Если же г-н Лукин займет по вопросу о Чечне свою старую позицию,
правозащитникам следует признать, что он действует, не на основе <первых
принципов>, а как государственный бюрократ и политик, и что мы с ним
молимся разным богам. Последнее вовсе не означает, что с г-ном Лукиным,
в этом случае не следует сотрудничать. Это будет означать только то, что
в России нет омбудсмена, исполняющего квалификационное требование к
своей должности, и что правозащитное сообщество должно отдавать себе и
тем, кого интересует наше мнение, отчет в этом обстоятельстве. Хотелось
бы, чтобы все вышесказанное было воспринято коллегами и как вопросы и
как материал для дальнейшего обсуждения.
Ю.Самодуров, директор музея и общественного центра имени
Андрея Сахарова, secretary@sakharov-center.ru, 19 февраля 2004 года
*****************************************************************
* Бюллетень выпускается Союзом "За химическую Безопасность" *
* (http://www.seu.ru/members/ucs) *
* Редактор и издатель Лев А.Федоров *
* Все бюллетени имеются на сайтах: www.index.org.ru/eco *
* и http://www.seu.ru/members/ucs/eco-hr *
* *********************************** *
* Адрес: 117292 Москва, ул.Профсоюзная, 8-2-83 *
* Тел: (7-095)-129-05-96, E-mail: lefed@online.ru *
************************** Распространяется только *
* "UCS-PRESS" 2004 г. * по электронной почте *
*****************************************************************
Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск 404 Not Found |
Специальные проекты
Система
Общественные
Информационные партнёры:
|
English | Офис в Москве | Форумы | Заказ книг и периодики | Пишите нам |
