
О нас \| История и Успехи \| Миссия \| Манифест

Сети МСоЭС

  Члены МСоЭС
  Как стать
  членом МСоЭС

Дела МСоЭС

  Программы МСоЭС
  Проекты и кампании
   членов МСоЭС

СоЭС-издат

  Новости МСоЭС
  "Экосводка"
  Газета "Берегиня"
  Журнал Вести СоЭС
  Библиотека
  Периодика МСоЭС

Клуб друзей

Фагот и волки

(Из дневника директора заказника)

Кроме выходных дней, в которые мы с сыном делаем лесные вылазки, в середине недели минимум два дня посвящал лесу, обходу своих владений. Не по времени рано установившиеся морозы за -25° заставляли сидеть в теплом кабинете лесного отдела и что-то черкать на бумаге. А черкать есть что: воспоминания. Тем более, прошедшие два месяца были лучшими днями охотничьей жизни... Листва падала, шуршала, слышно было бегущего зайца. Чернотропье. Клюквенники покинули болота, (тогда они не лазали по ним до снегов). Одни мы, охотники, оставались наедине с природой. Обычно я брал в это время отпуск и жил в охотничьих избушках. Чаще один, иногда с Евгением Шараповым. Меня забрасывали на каком-либо транспорте с продуктами на долгое выживание. За все те годы я всего два раза был в санатории, и то по необходимости, хотя мог их посещать ежегодно. Считаю, что лесной отпуск не сравнить с другими. Выживал безвылазно 22, 19 дней, а то короткими отрезками по 5-10 дней. Я и собака в нескольких десятках километров от населенных пунктов, ни одной человеческой души рядом.

Боялся ли один жить в лесу? Абсолютно нет. Это не хвальба. Я не боялся ни зверей, ни чертей, наоборот, быть одному - комфортнее, свободнее. Иди куда хочешь и делай то же самое. Считал и до сих пор считаю, что охота для меня не промысел, а отдых, увлечение природой. Ходишь различными маршрутами не столь ради охоты, сколь потому, что давно не бывал в тех местах, соскучился. Что изменилось там?

Когда заканчивалось лесное бытие, уходить не было желания, не хотелось возвращаться в мирское, суетное. Но хлеб кончался, становился твердым, объеденным мышами. Не выбрасывать же последнее. Ножом, топором обрезал корки - собака съест, она не обидится, чтя меня хозяином, «отцом - матерью». Знаю - она никогда не предаст меня, как и я ее.

Бывает, на выходные дни приходили знакомые охотники, внося в мою размеренную жизнь суетню, неудобства, зато приносили свежий хлеб. А потом я снова оставался наедине с собакой, избушкой. Из того времени осталось несколько впечатлений, историй...

Прежде чем рассказать о собаке Фаготе, надо несколько слов сказать о его отце Алтае, первой моей собаке. Его, как и всех последующих, взял щенком. Но как-то времени не было на его воспитание: то болел, то санаторий... Гончие раньше года начинают работать, и он в то время гонял зайцев, лосей. Если гонит зайца, а за ним - другая собака, то он останавливался, давал трепку ей - и снова за зайцем. Скоростью, выносливостью обладал неимоверными. Но к тактичности в охоте так его и не приучил. Умер он трех лет от какого-то отравления.

Фагот - уже другого воспитания. Он был более статным, с белыми отметинами ног, боков, головы. От отца перешли силовые качества, преданность. Из драк на поселке с сородичами всегда выходил победителем. Если тут считал себя самым сильным, то и в лесу вел себя хозяином, как будто нет ему равного. И не учел, что есть в лесу далекие его предки - волки, сильнее, коварнее... Я никогда не видел собак, гонявших волков, даже и не слышал о таких. Обычно собаки, почуяв лесного зверя, вздыбят шерсть, подожмут хвосты и стремглав бросаются к ногам хозяина.

Все шло хорошо, жили мы в избушке. Приехали к нам в гости два хорошо знакомых охотника с двумя черными и одной серой лайками. Погода архискверная: то дождь, то снег. Вдруг заголосил мой Фагот. Я бросился вперед по его гону, встал у опушки, ждал зайца. Но вот из ельника выбегает зверь, из травы видна половина его тела, прицеливаюсь, веду и... опускаю ружье. Похож на нашу серую лайку... Выскакивает неестественными прыжками и голося и сам Фагот. Тут я сообразил, что пробегал передо мной волк. Стреляю вверх, кричу: «Фагот, ко мне, вернись!» Но где там... Голос удаляется, затем по дуге вроде приближается. Через мокрый снежный ельник стремлюсь навстречу гону, вот и берег речки. Голос прекратился. За речкой непролазная шахра. Вот и все, судьба собаки решена. Я проклинал себя: с пятнадцати метров мог бы даже дробью разрешетить того волка, и не было бы этой трагедии.

Подошли те двое с собаками, спрашивают, по кому побежал Фагот? То-то, говорят, собаки с вздыбленной шерстью прибежали жаться к ногам. Вот их хваленые лайки... Снова стреляю, кричу. Ждем с час, искать бесполезно в этой шахре, надо возвращаться. Отойдя километра два, услышали еле уловимый приближающийся голос собаки. «Никогда, - говорю им, - она не выбирала мой след с голосом». Вот и Фагот, бежит, хромает. Рассматриваем. Две раны от клыков на боку, одна на шее, крови нет, но заметна опухоль. Охотники пошли стороной, я по дороге к избушке, до коей было километров семь. Хромая, собака идет за мной, заметно, что раны опухают все сильнее. Идти уже не может, ложится. Беру ее на руки, несу, но она-то тяжелая. Говорю: как-нибудь иди. Садимся, кормлю из рюкзака тем, что имелось, чтоб сил прибавилось. Снова идем, и снова ложится. С горем пополам одолели эти километры, они показались мне вечными.

В будке положил собаку, переворачиваться уже не могла. Через определенный интервал сам делал это, она давала знать что больно. Опухоль увеличивалась. Мужики ушли, мы остались вдвоем, благо отпуск продолжался. Только через два дня раны открылись, Фагот стал зализывать их. Тогда я понял: будет жить. Но еще не вставал. Продукты кончались. Я сказал: «Полежи, схожу по речке, может, что-нибудь подстрелю - рябчика, утку, глухаря...». Возвратясь в избушку, вижу: Фагот стоит на ногах, в глазах - слезы, стал лизать мое лицо. «Что ты подумал, Фагот, разве я брошу здесь тебя одного!»... На другой день мы прошлись метров пятьдесят, вижу, тяжело, значит, хватит на сегодня. На следующий - двести. И только на седьмой день он смог ходить на приемлемые расстояния. Мы стали собираться домой. Через несколько километров вновь проклятые следы, собака рванулась по ним. С трудом остановил ее, повязал ошейник. Хватит нам одного приключения! Хорошо, что попался волк равный по силе...

Уходили из дома при тепле, возвращались при снеге, морозе. Впереди 30 километров, мы пройдем их...

* * *

Прошел год. Снова там же и в то же время, но уже с Шараповым. Пока распаковывали поклажу, собаки подняли зайца. Частый лес, заяц бегал кругами, то и дело пересекал дорогу, но доли секунд нам не хватало... На другой день опять то же самое. И на следующий день все повторилось. «Хватит, - говорю, - не взять нам этого «профессора». Давай с утра на поводке уведем их подальше, других будем искать».

Фагот не только хорошо работал по зайцу, но и по лосю, он задерживал, останавливал их, что для гончих редкость. Без выстрелов приносил хорьков, норок, куниц.

* * *

Прошел еще год. Снова избушка, снова вдвоем. Приехали те же охотники с теми же собаками. С утра, отойдя с километр от избушки, Фагот и та серая лайка, из-за которой не стрелял тогда волка, возле дороги подняли лося (как нам показалось). Я выбежал на ближайшую просеку и, наверное, доли секунды мне не хватило, чтобы увидеть, кого они гнали. Увидел только Фагота (в последний раз!), а за ним ту серую лайку. Гон удалялся. Ждали с полчаса, потом пошли по дороге дальше, полагая, что собаки бросят лося и найдут нас по следам. Но их не было. Утром пошел расследовать: кого же они погнали? Снегу почти не стало. На дорогах, тропках растаял, только изредка мелькал в ельниках. Лосиных следов не было, были одни собачьи. Но почему так много? С трудом определил, что кроме наших двух было минимум еще два следа. Однозначно - волки. В сухих болотцах следы по вмятинам во мху определялись легко, на суходолах терялись, в ельниках по снегу снова находил. Через несколько километров следы вовсе потерялись в высокой траве, тростнике. К вечеру выпавший снег прекратил мои усилия. На другой день поиски продолжил, но попадались только ночные волчьи. Пытался тропить их, надеясь, что приведут они к еще не съеденным собакам. Снег, затем ночной мороз. Снова поиски - опять волчьи следы. В еще не замерзшем кале видел непереваренную белую, серую шерсть наших собак. Я был в отчаянии. Ружье заряжено картечью, нижние и верхние пуговицы фуфайки расстегнуты, чтобы легче и быстрее вытащить патроны, выхватить нож из ножен. Я был один среди волков, они где-то рядом. Я искал, преследовал их по еще не застывшим следам. Я жаждал мести, готов был к бою с ними, но они оказались умнее меня. Глаза застилали слезы: «Прости, Фагот, не смог сберечь тебя!» Сделав прощальный салют в безмолвном лесу, пошел домой.

Это была лучшая моя собака, оставившая в памяти неизгладимое впечатление. Когда я встречаюсь с волчьими следами, иду по ним, зная, что волки хитрее меня, но я иду со слабой надеждой прийти в их логово - у меня с ними свои счеты.

* * *

До и после этого с волками часто приходилось встречаться, пусть иногда и не вплотную. Мы гоняем зайцев, коварные волки караулят собак. Сколь они сняли их с гонов... Однажды метров в двадцати в ельнике я услышал истеричный крик чужой собаки. Быстро сообразив, стреляю вверх и в считанные секунды оказываюсь рядом. Собака лежит на земле покусанная, испуганная, дрожащая, с бельмами на глазах. За ночь в избушке отошла, только днем ходила за нами по пятам...

Байкал, единственная моя отрада, напоминающий давно погибшего Фагота, в сарае в теплой избушке засиделся, просится в лес. Слишком холодно, подожди...

Иван КИРИЛЛОВ,
руководитель Пижемского заказника.
Нижегородская обл.

К содержанию
На главную страницу "Берегини"