|
Библиотека ЦКИ
в). Столицы
ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ И САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Места работ с химоружием:
Ватный остров. Государственный институт прикладной химии. Работы с химоружием. Мощности по производству химоружия на опытном заводе.
Выборг. Склад № 982 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Гатчина. Отделение военно-химического склада № 302 в районе дер.Онтолово. Хранение химоружия. Опытное хранение химоружия.
Копорье. Склад авиационного химоружия. Уничтожение химоружия.
Кронштадт. Склад боеприпасов Главного военного порта Балтийского флота. Хранение ОВ и артиллерийских химических боеприпасов.
Левашово. Склад № 379 артиллерийского вооружения. Хранение ОВ и химических боеприпасов.
Медвежий стан. Склад № 70 артиллерийского вооружения. Хранение ОВ и химических боеприпасов.
С.-Петербург (ст.Кушелевка). Склад № 54 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
С.-Петербург. Склад № 75 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
С.-Петербург. Склад № 981 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Толмачево. Склад № 380 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Ленинградская область (остров Коневец). Работы с химоружием.
Витино. Авиационный военный лагерь.
Гатчина (Красногвардейск). Красногвардейский авиационный полигон. Красногвардейский авиационный лагерный сбор.
Горелово (С.-Петербург). Красногородский военный лагерь. Артполигон.
Детское село (Пушкин). Детскосельский авиационный лагерный сбор.
Кингисепп (Ямбург). Кингисеппский артиллерийский полигон.
Лебяжье. Лебяжский зенитный полигон. Лебяжский военный лагерь.
Левашово. Левашовский артиллерийский полигон. Химический полигон. Военный лагерь. Авиационный военный лагерь.
Луга. Лужский артиллерийский полигон. Военно-химический полигон. Лужский военный лагерь. Авиационный военный лагерь.
Морье. Артиллерийский полигон Морье (ПВО).
Ново-Токсово. Артиллерийский полигон. Военный лагерь.
Смычково (возле Луги). Смычковский военный лагерь школы ВВС.
Ораниенбаум. Работы с химическим оружием.
Парголово. Парголовский авиационный военный лагерь.
Сиверская. Сиверский авиационный военный лагерный сбор.
Токсово. Старо-Токсовский военный лагерь. Артиллерийский полигон.
Углово. Угловский авиационный военный лагерь.
В Ленинградской области и в Ленинграде, где находился штаб военного округа (ЛВО), работали с химоружием много и активно. И места этих работ вовсе не исчерпываются перечисленными 27-ю точками.
Особенно много событий связано с артиллерийским полигоном возле Луги. Первые стрельбы артхимснарядами на Лужском полигоне прошли в мае 1926 года. Их возглавил сам начальник ВОХИМУ Я.М.Фишман. Были испытаны 76 мм артхимснаряды в снаряжении ипритом (500 штук). Обстреляна площадь размером 14400 м2 с расстояния от 4 до 4,6 км. Во время тех стрельб иприт был испытан не только на кошках, но и на людях - по случайности ими оказались два крупных военно-химических руководителя - В.Н.Баташев и В.М.Рохинсон (“выбыли из строя” на 2 недели). По результатам стрельб был сделан вывод, что Лужский полигон вполне пригоден для проведения больших войсковых химических испытаний.
Впоследствии испытания на Лужском полигоне с применением СОВ осуществлялись неоднократно. В марте 1929 года были проведены войсковые авиационные испытания АХБ калибра 32 кг в снаряжении ипритом. 4 марта 1930 года там же были испытаны артхимснаряды в снаряжении ипритом. На две площадки было выпущено по 200 снарядов калибра 122 мм. Были и “промазы”. Упомянем выполненные в феврале- марте 1930 года испытания различных видов химоружия, в том числе ядовито-дымных шашек с адамситом. В опыте 2 марта облако адамсита распространилось на 11 км от места дымопуска и поразило 27 жителей Луги - работников завода “Свобода” (им было разъяснено, что причиной был выброс сернистых соединений с завода “Смычка”). Облако могло добраться и до Финляндии (80 км), если бы планы были выполнены в полном объеме и был реализован первоначальный замысел одновременного поджига по 500 шашек (фактически поджигалось лишь по 50 адамситовых шашек ).
С Лужским полигоном связаны и более серьезные беды, чем ядовитый дым. Известно, в частности, событие апреля 1932 года, случившееся в районе артполигона. Там был поражен ипритом 13-летний мальчик, который нашел и заглянул в стеклянную бутыль с ипритом. Бутыль валялась в полукилометре от границы полигона. Наказывать было некого - виновные обнаружены не были.
Проблема порядка-беспорядка при работах с химоружием, пожалуй, лучше всего иллюстрируется событиями лета 1934 года в Левашовском лагере, где произошел случай, вопиющий даже для Советского Союза. Во время обычного химического окуривания в камере, через которое должны были пройти все военнослужащие страны, пострадали 2 красноармейца 4-й Туркестанской стрелковой дивизии, один из которых погиб. Во время разбора события выяснилось, что по существу оно было запрограммировано: концентрация ОВ (им должен был быть “учебный” хлорпикрин - ОВ удушающего и раздражающего действия, которое после первой мировой войны в небольших концентрациях применялось для проверки противогазов и в учебных целях) устанавливалась только “на глазок”, в результате чего она оказывалась смертельной даже при использовании этого наименее ядовитого ОВ. И в этих условиях проводились даже соревнования по затаиванию дыхания в отравленной атмосфере.
Однако главное было совсем в ином - смерть наступила потому, что склад артвооружения ЛВО № 70 в Медвежьем стане отправил в лагерь вместо учебного хлорпикрина боевой фосген, и в течение всего лета этого никто не заметил. А еще более поразительно расхождение между документами двух руководящих инстанций: это в ЛВО полагали, что в баллоне вместо хлорпикрина был фосген, тогда как в ВОХИМУ думали, что по ошибке был завезен дифосген. Впрочем, эта подмена ОВ, применявшегося для окуривания, не была единственной.
Из старых документов
“При проведении занятий в камере окуривания 11 стрелкового полка 4-й Туркестанской дивизии (ЛВО) в течение летнего периода применялся дифосген вместо хлорпикрина и это было замечено только 19-го августа, когда на занятиях по задержке дыхания один красноармеец был отравлен смертельно (умер 22 августа), а другой получил поражение дыхательных путей и легких” (1938 г.)
На самом деле проблема была много более сложной. Военные химики, так же как и военные медики, по существу мало что знали о химии хлорпикрина, не говоря уж о том, что они практически не могли регулировать реальную практику его “сплошного” применения.
Из старого документа
“Начальнику ХИМУ РККА
Просмотр историй болезни случаев отравления бойцов хлорпикрином во время камерных окуриваний показывает, что развивающаяся картина отравления является весьма типичной для поражений фосгеном. Данное обстоятельство становится понятным, если учесть возможность образования фосгена при неправильной методике испарения хлорпикрина во время окуривания. Исходя из этих соображений считаю необходимым запретить применение хлорпикрина для целей окуривания. Заменив его хлорацетофеноном.
Начальник военно-санитарного управления РККА
28 мая 1937 года”
Среди других неординарных событий укажем на случившиеся летом 1933 года. В иногороднем отделе склада № 54 (основной склад располагался в Ленинграде, а его отдел был вынесен непосредственно в Левашовский лагерь, ближе к войскам) произошел взрыв бочки с ипритом. При разборе выяснилось, что партия из 34 бочек, полученных еще в 1932 году, хранилась небрежно. Кончилось тем, что одна из бочек с “некондиционным ипритом” взорвалась. Судьбу и бочки, и остатков иприта предугадать нетрудно - по действовавшим в те годы правилам они были просто закопаны на территории лагеря.
Прискорбное событие 1933 года, случившееся в ЛВО, высветило еще одну сторону проблемы. Во время подрыва почему-то неразорвавшихся химических фугасов, которые с случае нормального подрыва должны были создать участок зараженной местности, пострадало двое военнослужащих, один из них погиб. Разбор показал регулярность этого явления, которое было связано с ненадежностью подрывных устройств. Таким образом, последствия этой вроде бы локальной неприятности ясны: немало химических фугасов, до подрыва предварительно закопанных в 1930-х годах в земли многочисленных лагерей и полигонов, до наших дней лежат в тех землях. И беды еще впереди.
Как именно обращались в предвоенные годы с ипритом и другими ОВ, легко видеть из сердитого приказа командующего ЛВО от 22 декабря 1934 года. В нем была дана оценка действиям командования 20 стрелковой дивизии, которое, выведя из Ново-Токсовского лагеря войска на маневры, оставило в самом лагере бочки с ипритом без охраны. В том приказе упоминается и о бочке с ипритом, которая в силу испорченности была ликвидирована. Несложно догадаться, как именно. Вся система работы тех лет была нацелена на то, чтобы ничего за собой не оставлять. Отметим, что команда 20-й дивизии, бросившая в военном лагере излишние 11 емкостей с ипритом, 15 баллонов с хлорфосгеном и 13 артхимснарядов, поступила вопреки традиционной линии поведения - остальные команды в десятках других лагерей нашли время закопать излишки заказанного на летний сезон химического имущества.
К этому пессимистическому выводу побуждают многие факты. Так, например, переучет ОВ, выполненный по приказу командования ЛВО до начала летнего лагерного сезона, показал, “что отпускаемые для учебной практики войск боевые и учебные химические вещества в частях точно не учитываются, что может привести к чрезвычайным происшествиям”. По-видимому, писание подобных приказов было доведено в армии до автоматизма - ведь шел шестой год использования иприта в широкой войсковой практике. Поэтому и меры были намечены довольно бесстрастно - было приказано установить “строгий контроль хранения, учет расхода, оформляя расход актами комиссий, назначенных приказом по части, с указанием в актах для каких целей, когда и сколько израсходовано (вещество № 6.., ядовитые и нейтральные шашки, хлорпикрин...)”. Напомним, что вещество № 6 - это иприт.
Случались неприятности и во время транспортировки ОВ. В марте 1935 года военно-химический полигон в Шиханах отправил на склад № 70 (Медвежий Стан) вагон с ипритом. По получении была обнаружена “обильная течь” в области пробок у 8 бочек, причем у двух из них были вздуты днища. А у всех 48 бочек “оказалось давление газов, что говорит о том, что указание ХИМУПРа о необходимости спуска давления в бочках перед отправкой не было выполнено”. О судьбе всех этих бочек можно лишь гадать - документы о них не пишут.
Работы с ОВ в ЛВО сопровождались столь большим числом поражений людей, что командующий округом был вынужден издать 31 июля 1933 года специальный приказ, где “начальникам лагерных сборов округа и командирам частей” напоминалось о необходимости работы “с боевыми ОВ, тщательно соблюдая меры безопасности”.
Отделение в приказе командиров частей от начальников лагерных сборов было далеко не лишним - в то лето многие воинские части работали с ипритом вне перечисленных лагерей, то есть непосредственно в районе своих расположений. В частности, летчики 3-й авиабригады особого назначения оперировали с ипритом на летней площадке аэродрома Детское Село (это было еще до переименования его в г.Пушкин) столь активно, что забывали дегазировать зараженные ими поля. Бочки они “хранили” непосредственно на своем поле. Соответственно, среди работавших на соседних полях работниц совхоза “Красный авиатор”, который был создан специально для их кормления, появилось поражения ипритом (4 случая были зафиксированы официально). А летчики 253 авиапарка завезенные к ним бочки с ипритом и не израсходованные в 1933 году оставили на хранение на своем складе. Не будучи профессионалами-химиками и занятые другими делами, летчики просто забыли выполнять обязательные технологические операции по выпуску давления из этих бочек.
В Копорье близ С.-Петербурга на рубеже 1950-1960 годов происходила массовая ликвидация авиационных химических боеприпасов на находившемся в районе нынешнего Соснового Бора складе химоружия.
Из воспоминаний
“Летом 1960 г. в 40 км от Ленинграда близ Копорья химические авиабомбы хранились под сгнившими брезентовыми тентами посреди леса и занимали 4 км2. Утечку смертоносных ядов предотвращали с большим трудом. У деревни Лопухинка в болотах вырыли траншеи, выделили взвод, чтобы разогнать местных и городских (собирали морошку и клюкву). В траншеи ставили бомбы и давали по ним ружейный залп: в 50 кг - две пули, в 100 кг - пять. “Готовые” бомбы ручным домкратом валили в траншеи, заполненные болотной жижей. Через два дня дырявые болванки увозили в металлолом. Когда оцепление сняли, военные оградили страшное место щитами с надписью “Стой! Опасная зона”. Продержались щиты всего один день, местные растащили их на растопку. И снова ходили на болота по клюкву. И травились, и помирали”.
МОСКВА И МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ
Места работ с химоружием:
Воскресенск. Химический комбинат (Азотно-туковый завод). Выпуск химоружия.
Москва, Триумфальная пл. (пл.Маяковского). Завод “Фосген-1” (НИОПИК). Производство химоружия. Разработка химоружия. Разливка ОВ по боеприпасам.
Москва, ул.Угрешская. Химический завод № 93 (“Синтез”). Производство химоружия.
Москва, Дербеневская наб. Дербеневский химический завод. Производство химоружия.
Москва, шоссе Энтузиастов. Химический завод № 51 (бывший завод “Фосген-3”). ГСНИИ-42. Головной институт химической промышленности по разработке химоружия с опытным заводом ГСНИИОХТ. Производство химоружия. Опытное хранение химоружия.
Москва, Богородский вал. Военно-химический институт (ИХО-НИХИ-ЦНИВТИ). Работы с химоружием. Склад химического оружия института и Богородский склад ОВ. Захоронение химоружия.
Москва. Физико-химический институт имени В.Я.Карпова. Работы с химоружием. Научная организация производств ОВ.
Москва, ул.Вавилова. Институт химии природных соединений АН СССР. Разработка химоружия.
Москва, ул.Вавилова. Институт элементоорганических соединений АН СССР. Разработка химоружия.
Москва, Бригадирский переулок. Военно-химическая академия им.К.Е.Ворошилова (с 1935 года). Работы с химоружием.
Москва, Кузьминки. Военно-химический полигон (1918-1961 годы). Хранение химоружия. Разлив ОВ по боеприпасам. Уничтожение химоружия. Захоронение химоружия. Захоронение отходов производства химоружия.
Ногинск (бывш.Богородск). Снаряжательный завод № 12. Снаряжение ОВ в химические боеприпасы. Захоронение отходов от работ с ОВ.
Сергиев посад. Снаряжательный завод № 11 (бывшая “Красная ракета”).
Щелково. Химзавод. Выпуск химоружия вместе с Дербеневским заводом.
Можайск. Склад № 67 артиллерийского вооружения МВО. Хранение артиллерийских, авиационных химических боеприпасов и ОВ (иприт, хлор).
Москва, Очаково. Центральный военно-химический склад № 136. Хранение химического оружия. Разлив ОВ по химическим боеприпасам. Захоронение химического оружия. Уничтожение химического оружия.
Москва, Лосиноостровская. Раевский склад № 36 артиллерийского вооружения. Хранение артиллерийских и авиационных химических боеприпасов.
Москва, Сокольники. Склад военно-химического имущества (Готье).
Москва, Лефортово. Московский артиллерийский склад № 47. Хранение и снаряжение артиллерийских химических снарядов.
Нахабино (Павловская слобода). Склад № 38 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Пески. Склад артиллерийского вооружения. Хранение химбоеприпасов.
Серпухов. Склад № 45 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Софрино. Склад артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Буньково. Испытания химоружия.
Монино. Монинский военный лагерь.
Москва, Кунцево. Кунцевский военный лагерь.
Москва, Люблино. Люблинский военный лагерь.
Москва, Новогиреево. Новогиреевский военный лагерь.
Москва, Ходынское поле. Октябрьский военный лагерь.
Нахабино. Инженерный полигон. Военный лагерь. Испытания химического оружия.
Кашира. Каширский военный лагерь.
Коломна (Голутвин). Голутвинский военный лагерь.
Кубинка. Кубинский военный лагерь.
Мытищи. Мытищинский военный лагерь.
Нарофоминск. Нарофоминский артполигон. Военный лагерь.
Солнечногорск (Подсолнечная). Сенежский военный лагерь. Артполигон.
Серпухов. Серпуховский военный лагерь.
Как и регион северной столицы, Москва и вся ее область были одним из основных центров работ с химоружием - и в разработке, и в производстве, и в испытаниях, и в складировании. Поэтому приведенное перечисление 33 мест этих работ вряд ли можно считать исчерпывающим.
Обращаясь к экологическим аспектам деятельности Института химической обороны РККА (ИХО-НИХИ-ЦНИВТИ), укажем для начала на приказ по институту от 25 марта 1931 года о вскрытии и определении содержимого баллонов с ОВ на Богородском складе. Склад этот не принадлежал армии и примыкал к институту. Всего “в ударном порядке” было вскрыто не один и не два, а 210 баллонов. Между тем склад был по существу забыт. Месяцем позже появился новый приказ, на этот раз по мотивам тушения большого пожара в здании. После пожара пришлось определять содержимое уцелевших баллонов с ОВ, теперь уже собственных. Приказы эти характеризует не события, а типичное явление. Между тем данных об обследовании забытых складов и о реабилитации территории нет. Вряд ли они вообще когда-либо существовали.
Что касается отходов от работ с ОВ в ИХО РККА, то далеко не все они были отправлены на захоронение на военно-химический полигон в Кузьминках. В настоящее время документально доказано, что многое закапывалось прямо на территории института. Укажем в обоснование этой мысли тот факт, что в ноябре 1937 года на территории НИХИ было вскрыто 13 ям, из которых были извлечены беспорядочно захороненные отходы работ с ОВ - 3 тонны мышьяковистых ОВ, 29 тонн зараженных СОВ лабораторных отходов, 4,5 тонны зараженного СОВ химического поглотителя. Перенесенное на весну 1938 года продолжение раскопок не было осуществлено. После перевода в 1960-х годах в Саратовскую область в пос.Шиханы институт ИХО-НИХИ-ЦНИВТИ получил новое имя, а его прежняя территория в экологическом смысле была забыта (и Богородский склад, и военный институт ИХО-НИХИ). Во всяком случае у нас нет данных о реабилитации зараженной территории после перехода ее к новому хозяину.
Среди событий, связанных с деятельностью Центрального военно-химического склада № 136 в Очаково (Москва) в предвоенные годы, укажем на то, которое относится к 1930 году. Тогда произошло массовое поражение ипритом группы работников, связанное с переснаряжением большой партии “потекших” артхимснарядов (снаряды те уже были не трофейные, а советские). Всего пострадало, по официальным данным, 27 человек. Многие из них были вынуждены воспользоваться “бесплатной” медицинской помощью коммунистического военного госпиталя в Лефортово (палатой № 13).
Из отчета первого коммунистического военного госпиталя (Лефортово) за 1930 год:
“Необходимо отметить больного Шевякова, 18 лет, который поступил 2/VI и выписанного 15/VII, имевшего ипритное поражение кожи в области правой верхней конечности. Процесс протекал крайне вяло... Больной находился под воздействием паров иприта (ибо он работал около месяца, на обязанности было дегазирование зараженных ипритом пробок, опуская их в кипящую воду) в течение одного месяца, в силу чего все туловище больного постепенно принимало окраску темно-коричневого цвета и в момент поступления представлял из себя в полном смысле негра”.
В августе 1933 года после очередной серии неприятных событий начальник ВОХИМУ дал складу № 136 указания (разумеется, во исполнение распоряжения наркома обороны К.Е.Ворошилова) - прекратить разлив ОВ по боеприпасам, а все имеющееся химоружие вывезти со склада в Очакове на два военно-химических полигона - в Кузьминки и в Шиханы (Саратовская область). Ясно, что развезли химоружие далеко не все, а только то, которое могло пережить транспортировку. Остальное же, по правилам тех лет, ждала одна судьба - закапывание на территории самого склада.
Впрочем, недолго музыка играла. Крупнейший узел снабжения страны химоружием нельзя сменить в одночасье, тем более что склад № 137 в Ржанице (Брянская область) не имел столь мощной погрузочно-разгрузочной системы. Операции с химоружием на складе №136 вскоре были возобновлены, и уже в сентябре 1934 года и командующий МВО А.И.Корк был вынужден издавать специальный приказ о “небрежно-преступном хранении ОВ” в Москве. А 22 июня 1935 года склад в Очакове проинспектировал лично нарком К.Е.Ворошилов и интересовался он, помимо прочего, “переливкой БХВ”.
Первая и единственная операция по очистке военно-химического склада № 136 в Очакове (Москва) состоялась не в 1937 году, как в Кузьминках, а двумя годами позже - с 28 августа по 9 октября 1939 года. Искали захороненное за многие годы ненужное химоружие. Поскольку данные о разведанных и неразведанных очагах заражения отсутствовали, вскрытие захоронений на площади 1500 квадратных метров было выполнено после “опроса старых работников”.
Из старого документа:
“Начальнику Генерального штаба командарму I ранга тов.Шапошникову
Территория склада № 136... в течение нескольких лет, вплоть до 1933 г., заражалась отравляющими веществами, так как ОВ и оболочки с ОВ зарывались в землю на основе наставлений и инструкций, отмененных только приказом № 002 от 24/I-38 г.
Опросом старых работников склада установлено наличие значительных территорий с зарытыми ОВ и специальная разведка подтвердила присутствие ОВ на площади 1500 квадратных метров...
На основании вышеизложенного прошу Вашего распоряжения о выделении в распоряжение начальника склада № 136 двух взводов бойцов-химиков со средствами защиты и дегазации на 30 рабочих дней.
Начальник ХИМУ РККА
полковник П.Г.Мельников
4 августа 1939 года”
Впрочем, учитывая время событий, этих самых работников к тому времени осталось не так уж много. Да и сами захоронения химоружия никогда не документировались. Так что о полноте “очистки” говорить не приходится - она еще впереди.
С началом Второй Мировой войны склад был перебазирован в Камбарку (Удмуртия), а после его возвращения из эвакуации проблема окончательной очистки территории склада от ОВ “разрешилась” сама собой - она просто не ставилась. Так что оставшееся не раскопанное химоружие еще ждет своего часа.
Особенно опасны для нынешнего поколения людей последствия работ с химоружием на военно-химическом полигоне в Кузьминках (Москва). Хорошо помогает почувствовать атмосферу эпохи ознакомление с журналом “химических” полетов специального авиаотряда за 1928-1929 годы по испытанию ВАПов и химических авиабомб.
Опыты с выливными авиационными приборами (ВАПами) стоит начать с событий 6 и 9 марта 1928 года. В те дни были выполнены опыты по распылению ОВ с самолета с высоты 1200 м из прибора ВАП-2 (в каждом случае выливалось по 180 кг ОВ). Самолет Р-1 взлетал с аэродрома в Ухтомской и возвращался туда же. В обоих случаях ОВ не попало на опытное поле полигона. Опыт, выполненный 14 августа 1928 года, имел целью с высоты 200 м “облить из ВАП-2 группу в 60 человек”, на что было выделено 180 кг ОВ. Один бак с ОВ “вскрылся хорошо”, так что подопытным красноармейцам досталось все, что им было предназначено, а вот на другом баке вскрытие произошло не по правилам. В начале 1929 года дошло и до авиационных ипритных атак на землю полигона. Один из таких экспериментов был выполнен 1 марта 1929 года. Было предусмотрено заразить участок полигона с помощью приборов ВАП-2 с высоты 30-200 метров. Самолет взлетел с аэродрома в Ухтомской и вернулся туда же. Подвеска и снятие на аэродроме приборов ВАП-2, снаряженных ипритом, а также выполнение самого полета производились без средств защиты персонала. В тот день над полигоном было распылено 200 кг иприта. При этом правый прибор вскрылся плохо и самолет оказался забрызганным каплями иприта. Кстати, во время маневров над целью сам самолет прошел через собственное облако иприта. Опыт по испытанию нового прибора ВАП-3 был выполнен 14 августа 1929 года. Однако выливание ОВ (это был хлорпикрин) началось еще на аэродроме, когда во время взлета на высоте 20-25 м неожиданно вскрылся один из ВАПов. Другой ВАП вскрылся над самой целью нормально.
Опыты с химическими и осколочно-химическими бомбами были столь же “результативны”. Приведем хронику полетов только лишь одного 1928 года.15 марта было проведено испытание осколочно-химических бомб калибра 8 кг. С высоты 2000 м на цель было сброшено шесть бомб, не попала ни одна. 21 марта 1928 года самолет сбросил четыре химические бомбы калибра 16 кг с высоты 1000 м, попала в цель одна. 22 марта из четырех химических бомб калибра 16 кг, сброшенных с высоты 2000 метров, в цель попало две. И с высоты 3000 м из четырех таких же бомб, сброшенных в тот же день, в цель попало две. 23 марта с высоты 3000 м были сброшены четыре химбомбы калибра 32 кг, в цель не попала ни одна. 26 марта четыре бомбы с ипритом калибра 32 кг, сброшенные с высоты 1000 м, легли “около цели”. При повторении этого опыта с четырьмя ипритными бомбами, выполненном в тот же день с высоты 2000 м, “все 4 бомбы в цель не попали”. Третий опыт, осуществленный с высоты 3000 м, был более удачен: “две бомбы - в цель, две не замечены”. 16 мая попытка попасть в цель осколочно-химическими бомбами с высоты 2000 м вновь окончилась неудачно: “все шесть бомб в цель не попали”. И 31 мая попытка сбросить химбомбы калибра 16 кг с высоты 3000 м окончилась неудачей - “все четыре бомбы в цель не попали”. И с 2000 м такие же четыре химбомбы вновь в цель не попали. И с высоты 1000 м аналогичный опыт того дня был столь же неудачен - в цель не попала ни одна химбомба. О судьбе всех этих “не попавших в цель” химбомб не известно ничего.
27 июня было выполнено четыре опыта по залповому сбросу химических бомб АХ-16 с высоты 3000 м “для определения рассеивания”. В первом опыте не были замечены разрывы ни у одной химбомбы из четырех. При втором сбросе были замечены разрывы у двух бомб из четырех. При третьем сбросе были замечены разрывы у трех бомб, а четвертая просто не выпала с самолета. При четвертом опыте все пять бомб “упали недолетом”. 27 июля был выполнен опыт по сбросу химбомб АХ-32 с высоты 1000 м. Однако в цель попали лишь две бомбы из четырех. Повтор опыта с высоты 2000 м привел к тому же результату: в цель попали лишь две бомбы из четырех. Еще одни повтор с высоты 3000 м ухудшил результат: в цель попала лишь одна химбомба. Во всех приведенных примерах в записях на очевидный вопрос, “а куда попали”, журнал специального летного отряда ответа не дает. Судьба бомб-промазов осталась не известной.
От летчиков не отставали и артиллеристы.
Первые документированные опыты по боевому загрязнению почв в районе полигона в Кузьминках такими СОВ, как иприт, относятся еще к 1925 году. Именно тогда, 16 мая 1925 года, на полигоне были выполнены первые стрельбы артснарядами в снаряжении ипритом. Позиция 122 мм крепостной гаубицы была расположена у деревни Выхино. Всего по двум площадкам полигона было выпущено 40 снарядов. Следующие стрельбы - 76 мм артснарядами - были выполнены 2 июня 1925 года с использованием горной пушки. На этот раз было выпущено 60 снарядов в снаряжении ипритом. В последних стрельбах произошло неполное вскрытие 11 корпусов снарядов, причем о судьбе зараженных ипритом корпусов снарядов организаторы стрельб не сообщают.
В дальнейшем артиллерийское загрязнение территории полигона ипритом проводилось двояко - путем обстрела и с помощью подрывов артиллерийских боеприпасов непосредственно на земле.
Примером загрязнения почв во время обстрела могут служить стрельбы, выполненные на полигоне 26 августа 1926 года. Артснарядами калибра 76 мм в снаряжении ипритом обстреливалась площадь в 4000 квадратных метров (число израсходованных снарядов - 57, дальность 4,5 км). Иприт из разорвавшихся снарядов не только заразил площадку обстрела, но и распространился в виде тумана вне нее на расстояние около 100 м. Стрельбы были повторены 1 октября 1926 года уже на площади 8000 квадратных метров (количество снарядов - 200, дальность распространения паров иприта вне площадки обстрела - 400-500 м). В 1929 году этими химснарядами (в том числе с ипритом в смеси с треххлористым мышьяком) стреляли и в зимних условиях - в декабре и январе.
Один из первых опытов по наземному подрыву артхимснарядов с ипритом был выполнен на полигоне в Кузьминках 17 февраля 1926 года. При подрыве 76 мм снарядов с чистым ипритом (без растворителя) пораженными оказались все подопытные кролики. Еще один опыт был выполнен 16 сентября 1926 года. С использованием подорванных на земле 122 мм артснарядов с ипритом были поражены все выставленные кошки и собаки. Аналогичный опыт был осуществлен 28 июля 1928 года: подрыв артснарядов калибра 76, 122 и 152 мм в снаряжении ипритом методом подрыва выполнили на четырех площадках, далеко отстоящих друг от друга. О невзорвавшихся снарядах документы умалчивают.
Впрочем, на полигоне подрывали не только снаряды, но и иные емкости. В частности, 26 октября 1928 года был выполнен подрыв емкости с 6 кг иприта. Образовавшееся облако распространилось на 200-300 м. Плотность заражения на площади 220 квадратных метров вокруг места подрыва составила 10 г/м2.
В заключение “артиллерийской” части обратимся к выполненным 20 марта 1935 года опытным стрельбам 122 мм снарядами из гаубицы образца 1910-1930 гг. В тот день два снаряда упали вне полигона, что не было редкостью, однако попали они на территорию рабочего поселка Люберецкого завода и ранили двух человек. При расследовании высшие военные власти выявили для себя удивительное - оказывается, полигон в принципе не допускал действовавшими правилами проведения стрельб из 122 мм гаубицы.
На рубеже 1920-1930-х годов дошло дело и до ручных способов боевого заражения земель ипритом и его смесями. В течение зимы и весны 1930 года на полигоне Кузьминках были проведены сначала опытные, а затем и войсковые испытания носимого ранцевого прибора для заражения местности НПЗ-2. Его рабочая емкость составляла 17-18 литров. Площадь, заражаемая с помощью одного прибора - от 600 до 1100 квадратных метров. В июле-августе 1937 года на полигоне было выполнено испытание новой вязкой ипритной рецептуры. Участки с травой и без травы заражались с помощью машины БХМ-3. Общий размер зараженного участка 120х22 метра.
Помимо иприта, на полигоне активно изучался люизит. У этих СОВ были испытаны все возможные рецептурные модификации - смеси, вязкие формы, зимние рецептуры. Работали военные химики и с многими иными ОВ на основе мышьяка.
Нынешние москвичи ничего не знают о дегазации зараженных земель полигона после зимних опытов. Впрочем, если она и осуществлялась, то без пользы - в те годы не было средств дегазации почв в зимних условиях. Строго говоря, вопрос о том, как поступать с почвами, зараженными ипритом, возник в дни первых же опытов. Во всяком случае 23 мая 1925 года Химком при РВС СССР обсудил проблему опытных работ по дегазации земель, продовольствия и одежды. Опыты по дегазации местности после ее заражения ипритом было решено осуществить на полигоне в Кузьминках. На эти цели было выделено 58 пудов иприта, и они были добросовестно вылиты. О качестве дегазации почвы после этой (летней) операции организаторы заражения не сообщают.
Иприт как средство заражения полигона в Кузьминках использовался не только в опытах, но и во время показательных занятий и учений. Одно из таких занятий состоялось 16 ноября 1928 года, когда с боевыми возможностями химоружия были ознакомлены слушатели Курсов усовершенствования высшего начальствующего состава РККА. Программа показа была обширной, она включала демонстрацию возможностей всех имевшихся в армии средств нападения: авиационное бомбометание (включая использование ипритных бомб); артхимстрельбу, в том числе с применением ипритных снарядов; выливание ОВ с самолетов с применением ВАПов; газобаллонную атаку; газометную стрельбу; создание ядовито-дымных волн с использованием шашек с дифенилхлорарсином и хлорацетофеноном; заражение участка ипритом (с последующей дегазацией по снегу); постановку дымовой волны с самолета.
Чем вся эта активность заканчивалась для людей? По полной программе вкусили ОВ персонал и особенно красноармейцы, работавшие на полигоне. Отравления происходили и во время плановых испытаний химоружия, и в период различных учений и сборов. В частности, это относится ко второму военно-химическому лагерному сбору, происходившему в июне-августе 1927 года. Во время сбора химические части располагались непосредственно на полигоне. Имеющиеся данные о поражениях участников сборов скупы, авторы отчета ограничились лишь скромной констатацией, что “процент красноармейцев, пораженных ОВ при тактических занятиях, связанных с применением боевых ОВ, резко снизился к концу лагерного сбора”.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Н.М.ГОДЖЕЛЛО
“Мой папа, артиллерист по образованию, служил после революции начальником артсклада в Одессе, а в 1923 году был откомандирован в Москву, где получил назначение на службу на химический полигон в Кузьминки.
Вскоре папа получил ипритное поражение: при вскрытии снаряда капля попала на сапог, он не заметил, да и не знал, наверное, что это такое. Три месяца он просидел на веранде (было лето) с вытянутой ногой, на подъеме которой была страшная язва. Я слышала обрывки разговоров с сослуживцами, которые навещали его и обсуждали коварные свойства иприта. Позднее папа рассказал мне, что в задачу его и его коллег входило разобраться с трофейными снарядами - их конструкцией и чем они начинены”.
Подобного рода события случались все время. Ограничимся поэтому лишь несколькими случаями 1937 года, которые нашли отражения в приказе по НИХИ РККА, для которого полигон в Кузьминках в те годы значился полевым отделом.
Удивительный случай был зафиксирован в июльском приказе. Как оказалось 28-29 июля 1937 года группа работников полигона пострадала только потому, что при опытных работах с ОВ использовались “чистые” средства защиты. Во время “разбора полетов” выяснилось, что “служба дегазации не организована”. А был на дворе 1937 год - девятнадцатый год после создания полигона и тринадцатый год после начала масштабных работ с ОВ в Москве. Ну а в ноябре 1937 года дошло и до обсуждения случаев поражения ипритом работников, которые производили уничтожение зараженных отходов от работ с ОВ, выполнявшихся в самом НИХИ и отвезенных подальше - на химический полигон в Кузьминки.
Из старого документа:
“Народному комиссару обороны Союза ССР
маршалу Советского Союза тов.К.Е.Ворошилову
...На опытном поле промышленность г.Москвы уничтожает ненужные отравляющие вещества, которые нельзя транспортировать на дальние расстояния, и тем самым очищает Москву.
Полевой отдел с опытным полем в Кузьминках должен существовать, он безопасен для окружающих, без него не может вестись научно-исследовательская работа в Москве, он имеет большое значение для промышленности г.Москвы, он жизненно необходим Химическому управлению Красной Армии.
Начальник Химического управления Красной Армии
комбриг П.Г.Мельников, 22 февраля 1940 года”.
Многие годы оставалось неясным, куда с московских заводов девались отходы производства химоружия, по нынешним временам более чем варварского. Для заводов ОВ в Чапаевске, Сталинграде, Дзержинске, Березниках было ясно, а для Москвы - нет. Теперь мы знаем, что начиная с 1925 года, эти отходы закапывали на полигоне в Кузьминках, и эта деятельность продолжалась несколько десятилетий. Жидкие отходы производств ОВ, располагавшихся в Москве, доставались Москве-реке. Однако у нас нет никаких оснований отказываться от мысли, что немало было закопано прямо на заводских (и институтских) дворах. Такое было время.
Изучение документов тех лет потрясает. Хотя вряд ли люди, их писавшие, стремились к интересу потомков. Равно как и нынешние креслопреемники тех людей. Проблема химоружия в Москве была секретом элиты высшего уровня. Полную картину событий мог знать лишь чрезвычайно узкий круг людей. Тем поразительнее читать в наши дни в текстах тех “приобщенных” людей такие фантастические откровения, как “нигде не зарегистрированная яма, из которой извлечено 6 бочек с ипритом”, “старый окоп, из которого извлечено 24 бочки с ипритом” и т.д. Без их приказа бочки с ипритом просто не могли попасть в ямы, к тому же нигде не зарегистрированные. Бочки с такими СОВ, как иприт и люизит, без приказа не пропадали. И не регистрировались они тоже очень строго.
А еще есть участок у лесного озерка в Кузьминках размером 150х60 метров, из которого создатели советского химоружия ожидали (по документам) извлечь при очистных работах: 1) зарытых бочек с ОВ - 150 штук, 2) баллонов разных с ОВ - 100 штук, 3) артхимснарядов с СОВ - 150 штук, 4) заводскую аппаратуру после производства СОВ - 10 тонн, 5) 30 тонн СОВ, которые пропитали грунт участка на глубину до 2 метров, 6) 20 тонн мышьяковых отбросов, закопанных в ямах. Нашли, правда, совсем другое.
Кто и как распоряжался землей полигона в Кузьминках? Отнюдь, не кухарки, а совсем иные лица. Поэтому стоит перелистать отрывки из выживших документов (основной их массив пока что “исчез”, и можно понять активность предпоследнего наследника должности Я.М.Фишмана генерала С.В.Петрова, который очень возражал против попадания документов в руки “этих экологов”).
В 1932 году начальник полигона М.Л.Полеес заключил договор с заводом № 1 (нынешним ГСНИИОХТ) о захоронении 100 тонн отходов производства ОВ. Место и способ их ликвидации не известны (не нам не известны, а высокой комиссии в 1937 году). В 1933 году Дербеневский химзавод заключил с полигоном договор на уничтожение отходов производства дифенилхлорарсина. Деталей нет. В 1934 году заместитель начальника ВОХИМУ Ю.М.Иваницкий дал полигону распоряжение принять от НИХИ партию артиллерийских химических снарядов без всяких договоров. Судьба ее не известна.
Сами упоминания договоров понятны - уничтожения ОВ и отходов их производства было делом коммерческим. Военные этим доходом жили. Впрочем, отсутствие договоров - тоже не ошибка, а линия поведения. В том же 1934 году ГАУ РККА не только отправил на полигон в Кузьминках партию химических боеприпасов, но и указал в сопроводительном письме, как с ними поступить - “уничтожить путем подрыва или потопления в озере”. То письмо любопытно не только упоминанием об озере (оно, кстати, имеется на любой карте Москвы), но и тем, что содержащаяся в нем фраза разъясняет причину отсутствия многих договоров: “Все расходы, связанные с этой работой, оплачены наличными”.
В 1935 году большую партию отходов производства ОВ вновь завез на полигон нынешний ГСНИИОХТ. Распорядился - устно - сотрудник ХИМУ. В том же 1935 году заместитель начальника ХИМУ велел не мешать тому, как на полигоне будет уничтожать свои отходы ОВ Военно-химическая академия им.К.Е.Ворошилова. Просто не подходить и не интересоваться. В 1936 году на горизонте вновь появились два завода ОВ. Завод с Триумфальной площади (площади Маяковского; он уже носил респектабельное имя НИОПИК) расстался с отходами от выпуска ОВ. Дербеневский химзавод перебросил 20 машин отходов, содержавших мышьяк (кстати, по распоряжению начальника НИХИ РККА), однако о дальнейшей судьбе этого богатства бумаги умалчивают. Ну и так далее.
Осенью 1937 года в силу ряда обстоятельств закапывание химоружия в Кузьминках сменилось непродолжительным раскапыванием. Эти раскопки возникли довольно случайно. Дело в том, что постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) “О генеральном плане реконструкции Москвы”, принятое 10 июля 1935 года, планировало изменение границ столицы пролетарского государства с включением в нее ряда загородных районов, в том числе Кузьминок и Очакова. Это оптимистичное обстоятельство стимулировало озабоченность председателя Совета народных комиссаров СССР В.М.Молотова, у которого в наркомах обороны ходил К.Е.Ворошилов - большой любитель военно-химической активности и вымогатель немалых денег на эти цели. Ясно, что озабоченность “грязными” (по современному, экологически не безупречными) работами с химоружием одного руководящего лица не могла не стимулировать стремления у другого не попасть под топор того людоедского времени.
Раскопки на полигоне в Кузьминках случились в 1937 году. Впечатляющие “результаты” побудили заняться выявлением виновников. Поскольку к этому времени ряд руководителей военно-химического управления, НИХИ и самого полигона Я.М.Фишман, Ф.Я.Козлов, В.М.Рохинсон, Ю.М.Иваницкий и А.С.Берлога уже были оформлены как “враги народа”, маршал А.И.Егоров предложил НКВД привлечь к ответственности “врагов” рангом пониже - 11 руководителей среднего уровня (самого А.И.Егорова “привлекли” позже).
А экологическая история полигона развивалась тем временем своим чередом. 3 октября 1937 года появилось распоряжение заместителя наркома обороны маршала А.И.Егорова о “проведении очистительных работ” на военно-химическом полигоне в Кузьминках - к тому времени он загрязнялся ОВ в течение долгих 12 лет, в том числе отходами 4-х московских заводов химоружия.
Из старого ДОКУМЕНТа:
“Заместителю народного комиссара обороны Союза ССР
Маршалу Советского Союза тов.Егорову
Согласно Вашего приказания от 27-X-37 г. за № 27573сс комиссия установила:
1. Вся территория полигона в Кузьминках систематически заражалась различными ОВ в течение не менее 12 лет. На полигоне зарывались в землю некондиционные ОВ, отходы от производства ОВ, зараженная аппаратура, доставляемая туда химзаводами г.Москвы (завод № 51, Дербеневский, НИОПИК и др.) по соглашению с Фишманом, Козловым, Рохинсоном, Иваницким, Берлогой - врагами народа и Жигура, ныне уволенного из рядов РККА. Кроме того, по их прямому указанию зарывались в ямы баллоны с хлором, фосгеном, синильной кислотой,.. бочки с ипритом, снаряженные снаряды различных калибров, снаряженные фугасы и проч.
На полигоне преступно, вредительски велись артиллерийско-минометные стрельбы, а площадки, на которых отстреливались задачи (“Северный бугор”, “Подвесная дорога”) из года в год не очищались от неразорвавшихся снарядов и мин, в результате чего вся площадь, отведенная когда-то под минные и артиллерийские стрельбы, оказалась “минированной”. Сейчас в процессе работ по очистке и дегазации полигона с этих площадок из земли извлечено свыше 7 тысяч оболочек: мин, снарядов, фугасов, авиабомб. Имеется среди них большое количество неразорвавшихся со взрывателями на боевом положении, абсолютное большинство оболочек - с разрывными зарядами.
Комиссия устанавливает в существовавшем порядке заражения территории химполигоне (находящегося в 12 км от Москвы) умышленно-злостный, вредительский акт.
Этот вывод подтверждается еще и тем, что в процессе работ по очистке полигона:
а) обнаружено большое количество ям с ипритом, с баллонами, наполненными хлором, синильной кислотой, со снарядами - нигде не зафиксированных и не известных никому из работников полигона,
б) в районе технического склада, в непосредственной близости от порохового погреба и цистерны с ипритом была найдена яма, в которой обнаружено 100 кг фосфора, 30 пироксилиновых шашек и несколько баллонов с синильной кислотой. Такое сочетание носит явно диверсионный характер,
в) в том же районе обнаружены две ямы, никому не известные, со снаряженными снарядами,
г) неподалеку от района технического склада, в лесу, в закрытом и укромном месте, сплошь поросшем травой и деревьями, обнаружены две ямы с бочками, наполненными ипритом (свыше двух тонн),
д) такого же характера ямы обнаружены в других районах территории полигона,
е) в центре поля под верхним покровом центральной дороги на глубине четверти метра обнаружена яма с оболочками, наполненными ипритом (свыше двух тонн) и пр...
2. Технический склад полигона до самого последнего времени служил местом “свалки”. Сюда систематически завозились на хранение различные ОВ, снаряды, мины, подрывное имущество и пр...
Для безопасности района полигона дополнительно к проделанным работам необходимо:
а) весной 1938 года провести еще раз тщательную разведку всей территории специальным отрядом.
б) Этому же отряду еще раз провести работу по раскопке мин и снарядов в районе “Северного бугра” и “Подвесной дороги”.
в) Категорически запретить в дальнейшем работать на полигоне с какими бы то ни было ОВ.
г) Запретить на территории полигона уничтожение ОВ и отходов...
Председатель комиссии бригинженер Лебедев.
15 ноября 1937 года”.
Очистные работы начались 7 октября 1937 года.
В одном из первых докладов “наверх” говорилось, что к 26 октября из многочисленных захоронений, часть из которых не была зарегистрирована даже во внутренней документации полигона, было извлечено 373 баллона в основном с фосгеном, синильной кислотой и хлором, много неразорвавшихся химических боеприпасов со взрывателями (в том числе мин - 2084, артиллерийских снарядов различных калибров - 225, авиабомб больших калибров - 21, фугасов с вязкой ипритной рецептурой - 127), 225 бочек главным образом с ипритом (всего - 20,5 тонн), 55 бочек с отходами производства ОВ, 680 ядовито-дымных шашек, в основном в снаряжении адамситом.
Из старого ДОКУМЕНТа:
“Народному комиссару обороны К.Е.ВОРОШИЛОВУ
Докладываю о работах по очистке и дегазации химического полигона в Кузьминках по состоянию на 26 октября 1937 г.
Извлечено из земли 225 бочек с различными ОВ, главным образом с ипритом, в количестве 20,5 тонн; 374 баллона, большая часть которых наполнена или хлором или фосгеном; выкопано из земли за все время 2084 мины, 225 артиллерийских снарядов различных калибров; 21 аэробомба больших калибров, многие из них со взрывателями; 680 штук ядовито-дымных шашек, главным образом снаряженных адамситом; 180 кг жидкого фосфора в полуразрушенной таре; 127 штук снаряженных фугасов; 64 шт. пироксилиновых шашек.
В процессе работ установлено, что состояние и расположение извлеченных средств химического оружия можно усмотреть явно диверсионные цели, так:
1. В районе технического склада в непосредственной близости от погреба со взрывчатыми веществами и цистерной с ипритом обнаружена яма, нигде до сих пор не зарегистрированная, в которой было на глубине 1,5 метров зарыто вместе - пироксилиновые шашки 32 шт., фосфора - 120 кг, 3 баллона с синильной кислотой и 1 большая шашка.
2. В районе броне-ямы в яме, наполненной мышьяковистыми ОВ, обнаружен снаряд со взрывателем и 2 мины.
3. В том же районе в непосредственной близости от броне-ямы обнаружена яма, точно также нигде не зарегистрированная, в которой найдено 6 бочек с ипритом.
4. В районе “Будконаркомпочтеля” в центре поля на дороге, выходящей на “Красную площадь”, при раскопках обнаружена яма-старый окоп, из которой извлечено 24 бочки с ипритом.
5. В районе технического склада обнаружена обнаружена нигде не зарегистированная яма, в которой было зарыто 33 снаряда различных калибров.
Все изъятое из земли уничтожено: 20,5 тонн иприта сожжено, баллоны с ОВ расстреляны, шашки фугасы, шашки пироксилиновые точно также сожжены. Кроме того, уничтожено 15 машин различных отбросов и утиля.
Дегазировано 574 бочки, 369 баллонов, 22 ямы и 23 машины металлолома.
Работы продолжаются с принятием всех мер предосторожности и обеспечения техники безопасности.
За это время имел место один случай легкого поражения люизитом, во время снятия защитной одежды один красноармеец нечаянно зараженной перчаткой задел себе спину. Красноармеец прошел в течение двух дней амбулаторное лечение и в настоящее время уже работает.
Начальник химического управления РККА
комдив Степанов
27 октября 1937 г.”
Не прошли и мимо озера. Для примера укажем имущество, которое военным химикам пришлось вытаскивать из лесного озерка на полигоне в Кузьминках при очистных работах 1937 года. Из него было извлечено: 1) бочек с ОВ - 24 штуки, 2) баллонов с ОВ - 22 штуки, 3) химснарядов - 103, 4) химмин - 119 штук.
Реабилитация в те годы была бесхитростной - с помощью сожжения было уничтожено 20,5 тонн иприта, 55 бочек с отходами производства ОВ, все фугасы, все ядовито-дымные шашки, 15 машин отходов, зараженных ОВ. Баллоны с хлором и фосгеном были просто расстреляны.
Работы были продолжены, и к 15 ноября 1937 года сухопутная их часть была, как казалось исполнителям, вчерне завершена. В процессе них: 1) из захоронений было извлечено 6855 химических мин, 751 артиллерийский химический снаряд, 75 химических авиационных бомб, 2) было вскрыто 146 захоронений и из них извлечено 904 бочки с ипритом или зараженных ипритом и люизитом, 3) было извлечено из захоронений 636 баллонов, в том числе 277 - с фосгеном, синильной кислотой и хлором, 4) было извлечено 30 тонн адамсита и 156 тонн отходов производства мышьяковистых ОВ, 5) были извлечены 732 ядовито-дымные шашки.
Обеззараживание всего этого “богатства” было столь же простым, как и ранее. Все 43 тонны иприта и все ядовито-дымные шашки были сожжены на месте. Адамсит и отходы производства мышьяковистых ОВ были подготовлены для утилизации на заводах треста “Союзмышьяк”. В первую очередь имелся в виду завод в будущем городе Свирске (этот населенный пункт Иркутской области стал городом в 1949 года; именно там был “Ангарский металлургический завод по производству мышьяка”, последующее название - завод “Востсибэлемент”), и для перевозки туда отходов был сформирован целый железнодорожный состав. Однако маршрут того состава ясен не до конца - другим адресом было одно из морей, куда и намечалась отправка мышьяксодержащих отходов на затопление.
Были, однако, построены и 5 печей для уничтожения части этих отходов на месте, в Кузьминках. И они не бездействовали.
К 20 декабря 1937 года раскопки были остановлены. Как попало в землю полигона все это богатство? Промахнулись при выстреле, не заметили место приземления боеприпаса (разорвавшегося или неразорвавшегося) и... забыли? Такая гипотеза могла иметь право на существование, если учесть, что из 6972 откопанных химических мин 4085 оказались неразорвавшимися. Точно так же неразорвавшимися оказались все 75 авиабомб и 501 артиллерийский снаряд из 878 найденных. Только не все так просто. Во время тех же раскопок 1937 года из полутора сотен (!) захоронений в земле Кузьминок были извлечены предметы, которыми не принято стрелять ни в одной армии. Нашлись, например, 946 закопанных бочек, заполненных ипритом. Ясно, что все это закопанное богатство - не плод рассеяния химических боеприпасов при стрельбах и рассеянности их организаторов. Бочки с ипритом были закопаны в землю сознательно.
Как ни прискорбно ныне признавать, закапывания химоружия наши советские туфтогоны проводили всегда по окончании их испытаний и стрельб. Заказывали для этих работ они много больше, чем было нужно, а неизрасходованное (и списанное) упрятывали в землю. Скажем, в ту же осень 1937 года из земли было извлечено 353 баллона с синильной кислотой, фосгеном и хлором, для метания которых орудия не изобретены и в наши дни. А также 832 шашки ядовитого дыма с мышьяксодержащим адамситом и другими ОВ, которые не подожгли во время военно-химических учений, а просто зарыли.
Во время тех раскопок в Кузьминках случались и курьезы. В районе технического склада в непосредственной близости от погреба со взрывчатыми веществами и цистерной с ипритом было обнаружено не зарегистрированное захоронение с зарытыми совместно 32 пироксилиновыми шашками, 120 кг фосфора, 3 баллонами с синильной кислотой. Такой набор стал причиной активной инициативы маршала С.М.Буденного по поиску “врагов народа” - время было такое, что от красного конника требовались именно такие подвиги.
К концу 1937 года стало ясно, что находки остальных предметов военно-химической археологии (недовырытых бочек с ипритом, баллонов с синильной кислотой, шашек с адамситом) - еще впереди. И в последнем докладе 1937 года высший военно-химический начальник докладывал наркому К.Е.Ворошилову о новых планах: “Для безопасности района полигона дополнительно к проделанным работам необходимо: а) весной 1938 года провести еще раз тщательную разведку всей территории специальным отрядом; б) этому же отряду еще раз провести работу по раскопке мин и снарядов в районе “Северного бугра” и подвесной дороги; в) закончить работу по очистке территории НИХИ РККА, которая была приостановлена из-за наступления морозов. Кроме того, предварительной разведкой установлено, что и территория склада № 136, расположенного под Москвой (10-12 километров - Очаково) точно так же заражена... На территории склада из года в год закапывались в землю баллоны с ОВ, снаряды и бочки”.
Из старого документа:
“Председателю Комитета обороны тов.В.М.Молотову
Согласно Ваших указаний докладываю о мероприятиях по дальнейшей очистке территории химического полигона и НИХИ РККА в Кузьминках. Сейчас установить срок окончания работ трудно, так как до развертывания этих работ невозможно определить их объем.
Очистка территории начнется с весны 1938 года и будет вестись до приведения ее в полную безопасность...
Организациям, планирующим Большую Москву, в данное время указаний давать нет необходимости, так как еще до начала строительства на Кузьминском участке территория эта будет приведены в полное безопасное состояние.
Нарком обороны СССР К.Е.Ворошилов.
8 марта 1938 года”.
Карты, однако, легли иначе. Гроза обошла “первого маршала” стороной, и в 1938 году до очистки от ОВ территорий полигона в Кузьминках, склада в Очакове, военно-химического института на Богородском валу руки у нашей армии уже не дошли. Во всяком случае в начале 1938 года руководство ХИМУ не получило ответа на нижеследующий демарш и... не стало продолжать раскопки.
Из старого документа:
“Контрольный лист начальника ХИМУ РККА комкора Степанова
Заместителю народного комиссара обороны СССР командарму I ранга Федько
В течение ряда лет Полевой отдел Химического института принимал и уничтожал ОВ, снаряды, мины, авиахимбомбы и различные отходы отравляющих веществ.
Работа по уничтожению выполнялась безобразно, все зарывалось в землю. В результате чего вся площадь полигона оказалась зараженной и при производстве очистки территории в конце 1937 года извлечено из земли несколько тысяч химмин, химснарядов, авиахимбомб, баллонов с разными ОВ.
Для дальнейшей очистки полигона необходимо к 1.VI приступить к дальнейшей очистке территории, для чего прошу подписать распоряжение командующему МВО, начальнику финансового отдела НКО и начальнику АУ РККА.
Начальник ХИМУ Степанов”
Кстати, к тому времени и дела генплановские повернулись к военным химикам другим боком - Кузьминки и Очаково остались вне Москвы. В общем, все вернулось на круги своя, и вместо раскапывания химоружия было возобновлено его закапывание. Не составило исключения и “очищенное” озеро полигона в Кузьминках. Для полноты картины мы вынуждены напомнить запись, попавшую в акт обследования полигона, составленный в июне 1938 года, то есть через полгода после окончания “очистки”. В том документе было специально подчеркнуто, что “кроки площадок с вязкими ОВ не наносятся на карту и не ведется особого учета”. Где они, эти вязкие ОВ, закопаны?
Дополнительные работы должны были быть проведены в 1938 году, но так и не состоялись. Зато состоялось использование недоочищенного озера для затопления новых партий ненужного химоружия. Это происходило уже в годы войны. Туда же попадали и отходы испытаний химоружия. В послевоенные годы - тем более.
Однако уже в марте 1939 года, когда гроза над военными химиками пронеслась, начальник военно-химического управления издал приказ о порядке поступления на “уничтожение” на военно-химический полигон в Кузьминках новых партий “некондиционных” ОВ. А в феврале 1940 году очередной начальник докладывал К.Е.Ворошилову о том, что в Кузьминках “на опытном поле промышленность г.Москвы уничтожает ненужные отравляющие вещества, которые нельзя транспортировать на дальние расстояния, и тем самым очищают Москву”.
Все вернулось на круги своя.
Чем все это обернулось для нынешних жителей Москвы, несложно понять из заключительных фраз доклада 1937 года наркома обороны К.Е.Ворошилова, направленного предсовнаркома В.М.Молотову в отношении военно-химического полигона в Кузьминках: “...эта территория должна быть взята под особое наблюдение и пользование ею людьми (заселение, устройство общественных гуляний, постройки и проч.) необходимо категорически запретить”. Доклад этот был написан в связи с тем, что нарком обороны сообщал о результатах раскопок химоружия в Кузьминках осенью 1937 года и о планах их возобновления с весны 1938 годы. Впрочем, оно так и не состоялось, так что химоружие, не раскопанное в те годы, осталось закопанным на полях полигона до наших дней.
Что до московских градоначальников, управлявших ею в последующие 60 с лишним лет, то до них запретительный фразы процитированного документа если и дошли, то вряд ли были услышаны. Во всяком случае ныне по тому полигону спокойно разгуливают москвичи, не смущаясь вонью, которая прорывается из ядовитой преисподней, особенно летом или после дождя. С густо удобренных мышьяком лесных угодий грибы спокойно перекочевывают на рынки Москвы.
Чтобы Москва в этом перечислении не оказалась одинокой, обратимся к событиям, имевшим место вне нее.
Упомянем, в частности, “ипритное” событие лета 1935 года, оказавшееся и масштабным, и показательным, поскольку речь идет о последствиях растаскивания ОВ по всей стране. В то лето войска МВО учились военному делу в очень многих лагерях, в том числе в Монинском. Там 23 авиабригада 29 мая 1935 года провела специальное авиахимическое учение для высшего начальствующего состава округа. Во избежание возможных неприятностей командующий округом распорядился выливать из ВАПов на цель (ею стал самолет Р-5, под крылом которого стоял живой красноармеец в защитной одежде) на глазах у большой группы руководителей не настоящий иприт, а его имитатор (учебное ОВ). Жизнь, однако, распорядилась по-другому: на аэродроме Монино состоялось прилюдное выливание больших количеств настоящего иприта. Пострадало трое человек, работавших с “учебным” ОВ в разных местах технологической цепи: они хоть и были в защитной одежде, но использовали ее как бы понарошку, поскольку пребывали в уверенности, что ОВ ненастоящее.
События в Монино имели некоторые последствия. Приказом по округу его командующий приказал впредь “занятия с применением иприта... проводить исключительно на территориях лагерных химических городков” - похоже, раньше это происходило где попало. Он распорядился также “все остатки ОВ.., которые выявятся к концу лагерного периода, командирам частей направить в военный склад № 67” (имеется в виду артсклад в Можайске). Впрочем, выполнить приказ было непросто: во-первых, надо было срочно (еще в июле, то есть задолго до появления знания об объеме остатков) заказать транспорт на сентябрь для спецперевозки ОВ в Можайск; во-вторых, иприт на склад можно было сдать лишь с кислотностью не выше 2%. В отношении судьбы остальных остатков ОВ, не подпадавших под эти правила, сомнения быть не могут - они были закопаны там, где с ними работали.
Среди других событий московского региона стоит упомянуть, что в 1931 году ВОХИМУ распространило сообщение об обнаружении на окружном артскладе МВО № 67 в Можайске (Московская область) партии непрочных баллонов, которые были получены с заводов и давали течь. Три баллона с ОВ разорвались непосредственно на складе. Было предписано организовать в войсках наблюдение за всеми баллонами этой партии. Впрочем, полного доклада о ее судьбе нет, так что закопанные тогда баллоны еще ждут своего часа.
В заключение упомянем давнее событие, случившееся 18 августа 1935 года. В этот день был проведен опыт по заражению колодезной воды ипритом в районе Инженерного полигона РККА близ ст.Нахабино (между базой полигона и инженерным городком). Через 20 суток после заражения колодца концентрация иприта в воде составляла 100 мг/л. На 21 сутки иприт проник на 5 см в грунт на дне колодца. На этом интерес Красной Армии иссяк, поскольку принципиальная возможность диверсионного заражения источников водоснабжения на землях “вероятного противника” была исследована (кстати, ими оказалась земля вне территории полигона). Что до дальнейшей судьбы загрязненного ипритом колодца, ее армия не видела в сфере своего интереса.
НИЖЕГОРОДСКАЯ ОБЛАСТЬ
Места работ с химоружием:
Дзержинск. Химический завод № 96 (“Капролактам”). Производство химоружия. Захоронение отходов производства химоружия.
Дзержинск. Химический завод № 148 (“Оргстекло”). Производство химоружия. Захоронение отходов производства химоружия.
Дзержинск. Химический завод им.М.И.Калинина (ЧХЗ, “Корунд”). Производство химоружия. Захоронение отходов выпуска химоружия.
Ильино. Склад № 405 химического вооружения. Хранение химоружия.
Сейма (город Володарск). Склад № 53 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Ильино, Фролищи. Гороховецкие военные лагеря.
Сейма. Сеймовский военный лагерь.
Фролищи. Военно-химический полигон.
В Нижегородской области число мест работ с химоружием было не столь значительным, как первых столицах, однако масштабы их деятельности были очень серьезными.
В отношении складской активности внимания заслуживает артсклад № 53 (Сейма). В 1935 году здесь “потекли” авиахимбомбы калибра АХ-200, которые хранились в большом количестве. А в конце августа 1938 года на этом же артскладе была обнаружена протекшая авиахимбомба типа ХАБ-200. Москве было сообщено, что та бомба была “зарыта на площадке “С” в землю” на территории склада до принятия решения. Москва, разумеется, распорядилась обеспечить “срочное уничтожение негодной бомбы”. Конец не известен.
На полигоне в районе Гороховец-Фролищи проходили регулярные лагерные сборы и химические учения войсковых частей.
В феврале-марте 1935 года, например, здесь прошли большие зимние войсковые учения с широким применением различных химических средств. В его задачи входило использование в зимних условиях и реальной тактической обстановке: 1) химминометов для стрельбы минами с ипритом и фосгеном; 2) ВАПов для поливки СОВ; 3) БХМ и НПЗ для заражения местности ипритными рецептурами и т.д. Степень опасности снега для людей через различное время после заражения местности ипритом определялась путем биоконтроля на людях.
Ежегодные работы на полигоне во Фролищах не могли не вызывать серьезных загрязнений его территории СОВ (ипритом, люизитом) и продуктами их трансформации. Вот как это выглядит в отчете одного высокопоставленного проверяющего в 1940 году: “Заражение производится всегда на одном и том же участке местности и полосами, в результате зараженный участок представляет ярко выраженную черную полосу”. Данные о раскопках утраченных во время учений и опытов химснарядов, мин и бомб отсутствуют. На полигоне Фролищи осуществлялись боевые химические испытания, и там не могли не происходить более серьезные события. Укажем для примера на одно из них, случившееся 12 августа 1930 года во время опытных стрельб с использованием артхимснарядов. Их цель - “проверить токсичность облака, созданного в короткий срок 10-13 минут с последующим его поддержанием методичным огнем”. Обстрел велся масштабный - орудиями 76 мм, 122 мм и 152 мм калибра, ОВ - фосген и дифосген. При одновременной стрельбе силами 14 батарей “в конце первой минуты сформировалось плотное густое облако шириной до 150 м, в глубину 100-120 м при высоте 8-9 м”, и устроители стрельб были этому боевому результату рады. Поражения среди подопытных животных в этом месте были максимальными - 100%, а смертность - 60%. Однако далее события развивались не по сценарию - облако “компактной массой” двинулось “по ветру... и через 10 минут головой своей достигло рубежа у дома лесника Осипова, где находилась команда полигона”. Полигонная команда то облако ОВ не ожидала, потому что дом лесника находился в 3,5 км от настоящей цели (в районе которой и были размещены подопытные животные). Впрочем, люди - невольные участники опыта - остались живы: у них были при себе противогазы. Остается вопрос, а нашли ли они все те снаряды, которые тогда не разорвались?
Случались и отравления. Приведем пример, ставших предметом обсуждения руководства и неожиданный даже по тем жестоким временам. 15 августа 1939 года поразилось ипритом 69 слушателей Военной академии химической защиты им. К.Е.Ворошилова. При разборе было отмечено, что все было сделано по всем правилам - иприт с зараженного участка в принципе не мог попасть на отнесенный от него на большое расстояние обмывочный пункт. Тем не менее массовое поражение слушателей ипритом произошло именно там.
Из старого документа
Заместителю народного комиссара обороны Союза ССР
командарму I ранга тов. Кулик
15 августа с.г. при проведении занятий в лагере Академии химической защиты... произошло поражение слизистых оболочек (конъюнктивит глаз) и частичное раздражение голосовых связок парами иприта у слушателей 4 курса инженерного факультета в составе 51 чел. и командиров-руководителей и обслуживающего персонала в количестве 18 чел., всего 69 чел. По предварительным данным, поражение получено на обмывочном пункте вследствие проникновения туда паров иприта с зараженного участка...
Начальник ХИМУ РККА полковник П.Г.Мельников, 1939 г.
САРАТОВСКАЯ ОБЛАСТЬ
Места работ с химоружием:
Балашов. Артиллерийский полигон.
Горный. Склад химического оружия. Хранение химического оружия. Опытное хранение химического оружия. Уничтожение химического оружия.
Елховка. 3-й Татищевский военный лагерь.
Разбойщина. 2-й Татищевский военный лагерь.
Саратов. Завод синтетического спирта. Мощности по производству химоружия.
Саратов. Военно-химическое училище.
Район Саратова. Саратовский артиллерийский полигон. Военный лагерь артиллерийских частей.
Татищево. 1-й Татищевский военный лагерь.
Шиханы. Склад химического оружия № 303. Хранение химического оружия. Опытное хранение химического оружия.
Шиханы. Центральный военно-химический полигон (ЦВХП). Разливка ОВ по боеприпасам. Уничтожение химоружия. Захоронение химоружия. Захоронение отходов производств химического оружия.
Шиханы. Военный институт химического оружия 33 ЦНИИИ. Работы с химическим оружием. Испытания химического оружия.
Шиханы. Гражданский институт химического оружия ГИТОС. Разработка химического оружия. Производство химического оружия.
Энгельс. Энгельский военный лагерь.
Как и в Нижегородской области, в Саратовской области, которая всегда и безуспешно претендовала на роль столичной, было множество мест масштабных работ с химоружием и немало событий, последствия которых важны для точного понимания современной экологической ситуации.
Военно-химический полигон в районе поселка Шиханы очень активно использовался все годы его существования для химических испытаний, включая артиллерийские и авиационные. Так что загрязнения его территории ипритом, люизитом и другими СОВ настолько велики, что самые смелые экологические оценки могут оказаться сильно заниженными. Приведем лишь один пример испытаний предвоенных лет с применением СОВ и мышьякосодержащих ОВ.
В 1932 году только за сезон с мая по октябрь 1932 года было выполнено 90 самолето-вылетов с использованием ВАПов (в том числе 19 - с выливанием СОВ) и сброшено 111 химических бомб. Лаборатория заражения провела за это время 26 экспериментов с БХМ, 23 опыта по заражению земли с использованием НПЗ-3 и 14 - по подрыву химических фугасов. Лаборатория вооружения за этот период израсходовала 1083 химических артснаряда калибра 76 мм, 148 снарядов калибра 107 мм, 277 снарядов калибра 122 мм и 96 снарядов калибра 152 мм.
И так до самой войны.
При знакомстве с документами поражает разноплановость событий, которая свидетельствует об отсутствии какой-либо системности в обеспечении безопасности работ и о неизбежности поражений персонала. В качестве одного из примеров приведем большие авиахимические испытания, состоявшиеся в сентябре 1930 года с применением СОВ. В те дни санитарная служба выявила многочисленные недостатки в организации испытаний, что сопровождалось поражениями летного состава. И они иллюстрировали общую организацию работ с химоружием. Заливка иприта из бочек в ВАПы производилась ведрами. ВАПы с ипритом с наливочной станции доставлялись к самолетам и укреплялись на них вручную. При взлете самолетов было возможно самовскрытие ВАПов (в случае невскрытия ВАПов над целью велика вероятность их вскрытия при посадке на аэродроме). При выливании иприта из ВАПов летчики не имели защитной одежды (она настолько стесняла их действия, что резко возрастала вероятность аварий), а самолеты забрызгивались ОВ. Остаточный иприт выливался из ВАПов при посадке, и самолеты приземлялись вместо основной полосы аэродрома на специальную площадку. Ее “специальность” была в том, что остатки ОВ и все химические отходы, связанные с дегазационными работами, и поныне покоятся в земле этой не обозначенной ни на одной карте площадке. И она была не одна.
“Недостатки” аппаратуры выливания ОВ с самолетов изжить не удалось, так что поражения персонала и загрязнения территории были неизбежны все предвоенные годы. В частности, оставалась актуальной опасность внезапного вскрытия ВАПов. 4 августа 1931 года нескольких человек на полигоне получили поражение только потому, что на пролетавшем над ними самолете случайно вскрылся ВАП с ипритом. В медицинском описании этой трагедии фигурирует красноармеец М., пробывший не более 3 минут в зоне мелких капель иприта. Он получил поражение кожи лица и шеи, а также глаз. Боец был госпитализирован.
Поражения при работах с ОВ на полигоне были столь частыми, что мало кого удивляли. И они давали обширный материал для токсикологов. Например, в отчете 1937 года, утверждалось, что “санитарное обеспечение опытовой работы в общем следует считать удовлетворительным”. В обоснование этого заявления упоминалось, что если в 1935 году было 66 случаев поражения персонала от ОВ, то в 1936 году оно снизилось до всего лишь 45.
На самом деле вопросы безопасности работ с химоружием в предвоенные годы не были решены. И число поражений не снижалось, потому что поражения были связаны с системой безопасности, которую трудно назвать совершенной. Для примера приведем письмо начальника штаба ВВС РККА от 10 января 1938 года командующим ВВС округов с разбором итогов спецсборов по тренировке авиационных бригад работе с боевыми ОВ (они происходили в Шиханах в 1937 году). Общие недостатки были таковы: химоружие давало отказы (невскрытие ВАПов), была низка техника безопасности (много пораженных). Штурмовые авиабригады, тренировавшиеся на полигоне, имели особенно большое число пострадавших: 6 человек в 81-й авиабригаде и 16 человек в 100-й авиабригаде.
Что до отравлений персонала самого полигона, то их было столь много, что они регулярно попадали в приказы по полигону. В одном из приказов за 1936 год говорится, что 1 апреля 1936 года “препаратор 8 лаборатории т.Мокшин получил поражение руки, что на месяц вывело его из строя”: лаборант провел без перчаток анатомическое вскрытие собаки, которая не была продегазирована от ОВ (“с сильным запахом”), о чем исполнителя не известили. Обычное событие рассматривалось в приказе от 23 ноября 1937 года. Расследование отравления 7 работников в процессе испытаний химоружия показало, что при работах не выполнялись элементарные правила - работа без противогазов, работа в зараженной защитной одежде, отдых возле зараженных участков и т.д. Через три дня, 26 ноября 1937 года, новый приказ разбирал очередные события - о случае в лаборатории, в результате которого разлившимся ипритом “залило лицо лаборанта” и помещение лаборатории.
На полигоне случались и не прогнозировавшиеся события. В качестве примера обратимся к проведенному 21 февраля 1938 года опытному учению “Применение ОВ авиацией в зимних условиях”. Выяснилось, например, что полеты при минус 20° и более низких температурах в противогазах тех лет невозможны из-за обледенения очков. Кстати, заполнение СОВ в большинство ВАПов было выполнено в лаборатории полигона вручную (с использованием ведра и лейки, бочки с ипритом разогревались в ванне). В тот день случилось и неожиданное событие, о котором в отчете сказано скупо: “Опыт выливания звеном около 3 тонн дифосгена зимой дал возможность получить весьма ценные материалы о способности газовой волны распространяться по ветру. Поскольку этот вопрос не стоял в центре внимания руководства и не было даже предположений о возможности проникновения волны ОВ на большие расстояния, для участников учений и руководства было неожиданностью, когда волна паров дифосгена с места выливания, удаленного от аэродрома на 7 км, после изменения направления ветра дошла до аэродрома, перевалила через лесной массив на полигоне и распространилась далее на глубину 12 км”. В местах, куда шла волна, случился немалый переполох - далеко не все люди имели при себе противогазы.
Случались на полигоне и события, которые программировали будущие экологические беды. Например, 28 июля 1938 года получил серьезное поражение красноармеец, как сказано в приказе по полигону, “во время перехода оврага Страшной”. Как оказалось, случайное падение в овраг высветило тяжелейшее с точки зрения экологии явление - тот овраг использовался для регулярного - и бесконтрольного - сброса отходов испытаний химоружия. А руководители полигона в Шиханах 1990-2000-х годов ничего не говорят об экологической судьбе как самого оврага, так и захоранивавшегося там химоружия.
Нельзя не упомянуть общую судьбу иприта, который был выделен страной для учебы. Хотя полной картины, к сожалению, нет, некоторое представление может дать грозный приказ ХИМУ по поводу случившееся на полигоне неприятного события. Туда промышленность подала на лето 1934 года немало иприта, однако он не весь был использован по назначению, Как говорилось в приказе, “45 тонн продукта оказались испорченными”. И сомнений в их судьбе быть не может - все они оказались закопанными в земле полигона.
Известны, многочисленные случаи выхода ОВ за пределы полигона. Облака ОВ попадали в села Ключи и Куриловка и села с противоположного берега Волги. Приведем событие 16 октября 1934 года, когда произошло поражение ипритом 66 жителей села Ключи, включая 61 школьника. Причиной была ошибка при проведении опыта “Применение химического оружия авиацией с больших высот по крупным объектам”. В стремлении овладеть таким методом химического нападения, как выливание ОВ с больших высот, энтузиасты провели заражение местности из ВАПов с 1000 метров, хотя положение о полигоне не допускало опытов с высот выше 500 метров. В цель иприт не попал, досталось деревне Ключи в 11 км от цели, а поражения получили дети. Официально утверждалось, что поражения были легкими, на самом деле у многих заживление закончилось только на 13-18 день после поражения (были и осложнения).
Необходимо упомянуть и события 3-8 января 1940 года. По-видимому, это был один из последний предвоенных случаев поражения местного населения в результате опытных работ с ОВ на полигоне в Шиханах. В тот раз досталось жителям поселка Рыбное, расположенного далеко вне полигона.
БИТВА ГИГАНТОВ
ПРИКАЗ:
“Начальнику ЦВХП
Ввиду непрекращающихся случаев поражения местного населения при проведении опытов на полигоне,
1. Впредь запретить проведение всяких опытов на полигоне без разрешения начальника химических войск и без его личного присутствия при проведении опытов сомнительных в части полной гарантии их безопасности.
2. В кратчайший срок добиться выселения населенного поселка Рыбное. До выселения пос.Рыбное не производить на полигоне никаких опытов, связанных с угрозой поражения населения.
3. Тщательно очистить полигон, дабы не допускать в дальнейшем несчастных случаев.
Начальник химических войск ПриВО
полковник Постнов, 5 февраля 1940 года”
ОТКАЗ:
“Начальнику ХИМУ Красной Армии
...Со своей стороны считаю:
а) В небольших масштабах опыты, связанные с ЯД, проводить на полигоне можно и угрозы поражения окружающего населения нет...
Начальник ЦХП полковник Мацкевич, 17 февраля 1940 года.”
Нельзя не упомянуть и беду, которая случилась весной 1937 года при транспортировке с полигона в Шиханах на Кинешемский химзавод вагона с адамситом “без надлежащих мер безопасности и сохранения военной тайны (вещество в пути рассыпалось)”. После переписки кончилось все тем, что груз был возвращен обратно на полигон для “уничтожения”. Судьбу той партии мышьяксодержащего адамсита предугадать несложно.
Роль полигона в делах ликвидации ненужного химоружия возросла в конце 1930-х годов. Для примера укажем доклад начальника ХИМУ РККА М.И.Степанова наркому обороны СССР К.Е.Ворошилову от 17 июля 1938 года о переносе с полигона в Кузьминках (Москва) в Шиханы работ по уничтожению отходов производства ОВ, а также ненужных авиационных и артиллерийских химбоеприпасов. Захоронение отходов производств ОВ, впрочем, на время оставили Москве ввиду трудности их транспортировки (после войны их тоже начали транспортировать в Шиханы), а вот химические боеприпасы стали активно свозить в Саратовскую область.
Событий было много, причем самых разных. Приведем некоторые.
27 февраля 1939 года новый начальник ХИМУ РККА П.Г.Мельников доложил заместителю наркома обороны Г.И.Кулику об использовании полигона для ликвидации ненужного имущества. Выглядело это впечатляюще: только за 1938 год было уничтожено (способ не уточняется - это могли быть и закапывание, и подрыв, и затопление) около 100000 артхимснарядов и авиахимбомб, а также 20 вагонов отходов ОВ (ясно, что их или закопали, или сожгли). План на 1939 г. был масштабнее - уничтожение 200000 тысяч снарядов.
Из разъяснений генерала Ю.В.Тарасевича (1993 г.):
“Конвенция, подписанная в Париже, запрещает сжигать, затоплять или захоранивать в грунте химическое оружие. В 50-е годы СССР, да и другие страны этим пользовались. Теперь такой метод уничтожения уже не пройдет”.
5 мая 1940 года датируется документ комиссии, которая занималась “уничтожением” на полигоне нескольких десятков тысяч авиахимбоеприпасов - от небольшой АОХ-8 до гигантской ХАБ-1000. Все они были снаряжены рецептурами СОВ - ипритом, смесями иприта с люизитом, азотистым ипритом. А 28 сентября 1940 года был издан совместный приказ по Управлению артиллерийских баз и арсеналов ГАУ и военно-химическому управлению РККА об организации уничтожения партии артхимснарядов на полигоне в Шиханах. Тогда было уничтожено 275000 нарядов, в том числе 85000 снарядов с СОВ.
Иногда уничтожение происходило совсем уж бесхитростно. В частности, 29 декабря 1939 года в приказе по полигону его начальник сообщил о результатах проверки склада химоружия на территории полигона. Решение было простым: “Прекратить сдачу на склад ненужных остатков от опытов. Все остатки ОВ, ДВ, артбоеприпасов, если они не представляют собой ценности и не смогут быть использованы в дальнейшем, уничтожать непосредственно в поле”.
Обращаясь к очистке полигона от химоружия, упомянем, что оснований для этого было более чем достаточно еще в начале 1930-х годов. Однако военные “заинтересовались” загрязнением полигона лишь в расстрельном 1937 году. И не по доброй воле. В частности, 19 ноября 1937 года не без подсказки “сверху” (в это время шли активные “поисковые” работы в Кузьминках) начальник полигона обследовал опытные поля и нашел “положение... ненормальным и преступным”. Все, что его взволновало, было изложено в приказе: “1) Систематической уборки полей не производится; обозначение полей знаками ведется небрежно; 3) В районе основных баз не соблюдается порядок. Место расположения сторожей поля - самый запущенный участок; 4) Полигонное оборудование не сохраняется...; 5) После каждой работы в поле остается ряд ненужных использованных материалов...; 6) Ни один из домиков для зимней работы не приспособлен и не отеплен; 7) Безобразно загажен Страшной овраг...”
Последний пассаж начальника полигона особенно любопытен. Сама констатация (“безобразно загажен Страшной овраг”) означает, что этот элемент территории полигона сознательно использовался для тех же целей, что и озеро на полигоне в Кузьминках - исполнители опытных работ сбрасывали в тот овраг многочисленные отходы от работ с химоружием (это было много проще, чем закапывать). Соответственно, руководство полигона получало от оврага встречные импульсы, если учесть, что в июле 1938 года в приказе по полигону обсуждалось событие, связанное с тем, что “красноармеец Рыжов во время перехода оврага “Страшной” упал и получил поражение”.
Впрочем, в июле 1938 года у руководства ХИМУ и полигона в Шиханах были иные хлопоты. Как ни странно, но именно на этот полигон по существу не были распространены меры, связанные с выполнением приказа наркома обороны от 24 января 1938 года о поиске по всей стране закопанного и забытого химоружия и о реабилитации зараженных территорий. Более того, в апреле 1938 года в Шиханы прибыло 80 вагонов артхимснарядов, подлежавших уничтожению и направленных по приказу свыше. А в июле начальник ХИМУ М.И. Степанов докладывал наркому К.Е.Ворошилову о переносе работ по уничтожению ОВ и больших партий химических боеприпасов с полигона в Кузьминках (Москва) на полигон в Шиханах. Разумеется, за отдельную плату (“Как уничтожение ОВ, так и артхимснарядов производится за плату по договорам. Эти средства идут на улучшение полигона”). Для этих целей была создана специальная команда, а от маршала К.Е.Ворошилова требовалось немного - “подписать прилагаемый при сем приказ для немедленной организации этого ответственного дела на химическом полигоне”. От подписания К.Е.Ворошилов благоразумно уклонился, предоставив военно-химическому руководству самим крутиться между Сциллой и Харибдой - между необходимостью очищать от ненужного химоружия всей страны за счет загрязнения полигона в Шиханах или же очисткой самого полигона. Предпочтение отдали всей стране, а полигоном решили пожертвовать.
Отмщение настало немедленно. 3 октября 1938 года на так называемой “Поповой поляне” опытного поля погибло четыре мальчика из поселка Рыбное, переселение которого из опасной зоны непростительно затянулось. Мальчишки забрели на запретную территорию в силу известного любопытства, тем более что на поле уже в течение двух месяцев не проводилось испытаний. Дети не знали той великой тайны, что неразорвавшиеся авиахимбомбы, а также артхимснаряды и химмины, после испытаний не убирались и оставались там, где были потеряны или брошены. Скандал получился большой, а закончился прозаически. военный трибунал осудил конкретных виновников (начальника опытного поля на 2 года, его помощника на 1,5 года) условно, с отбытием по месту службы.
В общем, очищать поля от закопанного и разбросанного химоружия все-таки пришлось именно в конце 1938 года. А 25 декабря 1938 года командующий войсками Приволжского военного округа комкор К.А.Мерецков докладывал наркому обороны К.Е.Ворошилову о более чем скромных результатах очистки полей полигона от неразорвавшихся снарядов и бомб и устройству ограждений.
Команда из 200 человек провела очистительные работы в течение осени 1938 года. Было “очищено” 150 квадратных километров территории, найдено и уничтожено 1681 неразорвавшихся артхимснарядов различных калибров. Была также “Проведена разъяснительная работа среди населения прилегающих населенных пунктов... с категорическим запрещением гражданам появляться на территории полигона”. Что до недоочищенных 68 квадратных километра территории, то их обследование и очистка были перенесены на следующий год, “немедленно после схода снега”, но не позднее 1 июня 1939 года.
Впрочем, это благоприятное окончание уже не могло состояться.
Комкор К.А.Мерецков отправился за маршальским жезлом в ЛВО, поближе к Финляндии, с которой у него могла вскоре состояться, помимо общей, также химическая война, но, к счастью, не состоялась. Ну а новое руководство военно-химической службы РККА интересовалось в 1939 году иными проблемами - нужно было обеспечить использование полигона для ликвидации ненужного имущества (напомним, что за 1938 год на полигоне было уничтожено около 100000 артхимснарядов и авиахимбомб, а также 20 вагонов отходов ОВ).
Что до самого полигона, его руководители сменили раскопки на издание строгих приказов. 2 января 1939 года в приказ по полигону была занесена следующая запись: “...очистка опытных полей от неразорвавшихся оболочек производится несвоевременно, а иногда забывается вовсе. Основной причиной тому служит безответственное отношение как стороны руководителей опытов, так и со стороны опытного поля. Руководители опытов сообщают о неразорвавшихся оболочках мало ответственным лицам, верят на слово и не проверяют. В результате... оболочки забываются и в дальнейшем приводят к тяжелым последствиям”. Эта констатация сменилась строгой системой мер “1. Руководителям опытов во время проведения полевых испытаний строго учитывать испытываемые оболочки. 2. О всех неразорвавшихся оболочках руководитель опытов лично производит запись в журнал начальника опытного поля и одновременно инструктирует о порядке обращения с оболочками при их уничтожении. 3. Начальнику опытного поля завести журнал учета по уничтожению оставшихся оболочек после полевых испытаний, в котором руководители опытов отмечают, какие, где необходимо провести работы по очистке поля. 5. Начальнику 5 отдела завести журнал учета неразорвавшихся снарядов и организовать ежедневное их уничтожение. 6. При объезде полей начальнику опытного поля строго поверять безопасность поля и в случае обнаружения неучтенных подлежащих уничтожению оболочек докладывать... как о чрезвычайном происшествии”.
Повторение - мать учения, и в очередном приказе, который датирован 4 марта 1939 года, появилась новая запись: “Начальникам отделов по требованию начальника поля и его помощника знакомить последних с мерами безопасности при уборке оболочек и ОВ. Всем руководителям испытаний не позднее следующего дня после опыта записывать в журнал... район заражения.., одновременно сообщая начальнику опытного поля о степени безопасности района заражения и об оставшихся неразорвавшихся оболочках”. Новый документ - и новые вариации на ту же тему. В приказе от 31 мая 1939 года было декларировано требование внести в Инструкцию по проведению испытательных работ ограничительную запись: “Розыск, обозначение неразорвавшихся снарядов, мин и других оболочек производится начальником опытного поля в день проведения испытаний или не позже утра следующего дня”.
Следующий день - 1 июня 1939 года - был знаменательным. Это был срок окончания очистных работ на полигоне - во всяком случае так доложил в Москву бывший командующий округом комкор К.А. Мерецков. А они (очистные работы) так и не начались, хотя испытания продолжались. При этом неразорвавшиеся химбоеприпасы терялись, а излишние “уничтожались”. Последняя беда, ставшая сущим бедствием, привело к приказу от 29 декабря 1939 года, где говорилось о двух вещах: с одной стороны, “не допускать получения больших излишков”, а с другой, “прекратить сдачу на склад ненужных остатков от опытов”.
Данных о том, что на полигоне в Шиханах после 1938 года когда-либо вновь проводились раскопки химоружия, нет. И вряд ли они вообще существуют.
Как упоминалось, территорию полигона еще с 1930-х годов планировали для захоронения отходов работ с химоружием. Их свозили со всей страны, в том числе с военных складов и даже с промышленных предприятий. В отношении послевоенных лет характерно письмо наркома НКХП СССР А.Г.Касаткина в Госплан СССР от 7 июня 1945 года. Сообщались данные об остатках химоружия на заводах по его выпуску, не отправленного в армию из-за окончания войны. Так вот, некондиционные ОВ, в том числе больше 1240 тонн иприта, было решено отправить на полигон в Шиханы на уничтожение.
Что касается способа уничтожения, то приходится с прискорбием констатировать происшедшее в послевоенные годы экологически преступное изменение позиции руководства военно-химической службы СССР. Оно вернулось к практике закапывания химоружия, которое было запрещено приказом наркома обороны К.Е.Ворошилова от 24 января 1938 года. Впрочем, руководители армии не стали рисковать, а передали ответственность за принятие экологически преступного решения руководству страны.
Из документа
“Совет Министров СССР
Распоряжение от 29 августа 1959 года № 2446рс
Москва, Кремль
...2.Поручить Министерству обороны рассмотреть вопрос о захоронении на одном из объектов Министерства обороны имеющегося в наличии адамсита и соответствующие предложения внести в Совет Министров СССР в трехмесячный срок.
Заместитель председателя Совета Министров СССР
А.Микоян”
На рубеже 1950-1960-х годов была захоронена половина накопленных запасов мяшьяксодержащего адамсита, из-за выпуска которого мучились рабочие завода в Кинешме в годы войны. Захоронение было осуществлено на полигоне в Шиханах. Считается, что Киселевский овраг, в соответствии с распоряжениями Совета Министров СССР от 29 августа 1959 года и 14 января 1960 года, принятыми по предложению армии, получил 3200 тонн адамсита. Эти запасы были свезены со всего СССР и захоронены в бочках и иных контейнерах. Со временем под воздействием атмосферных осадков и грунтовых вод адамсит проник на глубину и за пределы могильника. Концентрация мышьяка в почве могильника составляет 20 г/кг почвы (превышение над ПДК 10000 раз). Можно полагать, что далеко не весь адамсит был свезен именно в Киселевский овраг - частично он мог быть закопан непосредственно на территории войсковых частей.
Из газеты:
“В конце апреля в МСЧ-49 с жалобой на сильное раздражение слизистых оболочек глаз, носа и горла обратился житель поселка Шиханы. Симптомы появились во время рытья погреба на территории бывшей воинской части. Была обследована яма жителя. Обнаружен остаток емкости, зарытой, по всей видимости, в 60-е годы, когда здесь были склады ранее расквартировавшихся воинских частей. В пробах обнаружили наличие адамсита и мышьяка, превышающее ПДК в 122 и 600 раз соответственно. И раньше подобное случалось здесь. Но части химических войск не спешили предпринять меры, чтобы обезопасить людей”.
С начала 1960-х годов полигон стал также местом захоронения отходов от работ, выполнявшихся в обоих институтах химоружия в районе полигона - военном и гражданском. При создании в районе Вольска гражданского института химоружия (ныне - это институт под названием ГИТОС) планировалось, что сточные воды его опытного завода будут отводиться на полигон в Шиханах. Состав этих отходов, содержавших сливы от выпуска фосфорорганических и психотропных ОВ, не согласовывался с санитарно-эпидемиологической службой и их судьба не обсуждалась. Жидкие отходы выпуска опытных партий ОВ просто выливались на грунт на территории полигона по крайней мере до 1988 года.
Из официальной бумаги:
“Главе администрации п.Шиханы. На Ваш запрос об экологическом контроле, проводимом на предприятии ГИТОС, сообщаю... Учитывая возможность кумуляции (накопления вредных веществ в объектах окружающей среды), отсутствие автоматического контроля на большинстве источников организованных выбросов, опытный характер большинства проводимых работ, проводится контроль за содержанием вредных веществ в почве, снежном покрове, грунтовых водах на промплощадке...В 1990, 1991, 1992 г. зарегистрировано в почве присутствие мышьяка в концентрациях от 0,88 мг/кг до 155 мг/кг при норме 2 мг/кг. Выявлены причины: нарушения при проведении погрузочно-разгрузочных работ у опытных установок...
Главный врач СЭС МСЧ № 49 Н.Иванов”.
Из обращения жителей гг.Вольск-15, Вольск-17 и Вольск-18 в ВС РСФСР:
“...химическое оружие постоянно испытывалось на полигоне, расположенном в непосредственной близости от жилого поселка Вольск-18 и от Волги. На многострадальной земле полигона и практически на берегах Волги проводилось уничтожение промышленных химических отходов, в частности, методом “протекания” (т.е. обыкновенного слива в землю), и захоронение ОВ, имеется могильник с огромным количеством адамсита. Близко от жилой зоны, в трех км, на территории в/ч 42734 (Вольск-15) расположены хранилища химического оружия. В 5 км от жилых массивов г.Вольск-17 функционирует ГИТОС. Непосредственно на территории жилого поселка Вольск-18 работает 33 ЦНИИИ (в/ч 61469). В ГИТОС запущена в эксплуатацию печь сжигания химических отходов, на которой постоянно сжигаются тонны отходов других предприятий, причем по технологиям, не прошедшим экспертизы. Из трубы печи в воздух постоянно выбрасываются продукты сгорания сомнительной чистоты... Многие годы ГИТОС работал с мышьяксодержащими веществами. На протяжении 30 лет мы подвергаемся воздействию самых опасных загрязнений окружающей среды. За весь период деятельности ГИТОС и полигона не проводилось медицинское обследование местного населения. И вот результат: в Вольском районе самый большой по области показатель онкологических заболеваний. Большой процент аллергических, кожных и легочных заболеваний. Все это - помимо профзаболеваний работающего персонала, статистика которого держится под секретом (1993 г., число подписей более 2000)”
К сожалению, деятельность полигона и институтов химической войны, квартирующих в районе Шиханы-Вольск и активно закапывавших опасные отходы на полигоне, стала активно обсуждаться только лишь в последние годы.
Многое ли изменилось с тех пор в смысле более строгого отношения к экологическим последствиям работ с химоружием? Вряд ли. Выделим те события последних лет, которые в силу перемен в стране стали известны общественности. В 1992-1994 годах, например, на территории полигона происходило открытое уничтожение химбоеприпасов в больших масштабах.
Из разъяснений.
генерала В.Данилкина (1993 г.):
“Объект наш военный - потому и взрывы имеют место. Но фактов неблагоприятного влияния на окружающую среду не выявлено”.
Здесь же, в Шиханах, в 1993 году была осуществлена попытка уничтожения химоружия методом ядерно-взрывной технологии: считается, что ядерная взрывчатка была заменена на имитирующую, ОВ были подлинные.
Переходя от военно-химического полигона в Шиханах к другим точкам, упомянем базу хранения химоружия в поселке Горный, где в конце 1950-х годов здесь уничтожались ненужные иприт и люизит.
Укажем также институт химоружия ГИТОС, находящийся в Шиханах вне полигона. По официальным данным конца 1990-х годов, в ГИТОС велись работы с 21 сильно действующим ядовитым веществом, а система мониторинга этих веществ в окружающей среде отсутствовала. В ГИТОС тогда имелось не менее 70 источников выбросов вредных веществ в атмосферу, из которых лишь 12 были оснащены газоочистными устройствами. Мониторинг за состоянием подземных вод не проводился. Не проводится он и поныне.
|
